- Мистер, у нас не курят! - голос медсестры за спиной был уже достаточно раздраженный, почти настолько же, насколько раздражен был сам Рейджи.
- Shimatta... chikushou...* - прошипеть сквозь зубы, отправляя уже четвертую только начатую сигарету в мусорку, заранее затушив ее о такую пронзительно-белую, до боли в глазах, стену. Сестра недовольно покосилась и открыла было рот сказать еще что-нибудь, но наткнувшись на ухмылку и взгляд японца почему-то резко передумала. Поправила ворот халата, развернулась, чтобы выйти из палаты.
- На первом этаже есть курилка... под лестницей... если захотите...
Оставив конец фразы висеть в воздухе девушка исчезла (насколько это возможно в таком здании, что, кажется, состоит сплошь из окон) за дверью. Акенохару проводил ее только взглядом и посмотрел на кушетку с другом, закидывая ногу на ногу и откидываясь на спинку небольшого диванчика. Все настолько белое и противное, особенно халат на плечах, что хотелось взять и взорвать посередине палаты бочку мазута. Рейджи никогда не любил белый цвет - и даже сам не мог понять, почему.
- Как ты?
Спросить на японском, просто на автомате. Взъерошить челку, прикрывая глаза и как-то неосознанно прокручивая в сознании события, что произошли не более получаса (или уже больше?) назад. Слова - ядовитые, такие неумелые, но достаточные, чтобы спровоцировать китайца, а за ним - просто за компанию, и японца. Воспоминания о любых драках не были особо отчетливые - куча мала, да еще с такими сопливыми соперниками. Только одно он помнит хорошо - блеск метала в руке здоровяка, направленный на Широ. А там и звук выстрела - своего выстрела, точно по руке. Ранить, но не убить - но он не знает, не запинал ли его китаец потом настолько, что у него просто разорвет все внутри. Оставалось надеяться, что бойцов таких размеров и с таким количеством мяса все же до почек не так просто добраться.
"Хотя пошел бы он, козел, и сдох".
Злость, что возвращалась и отступала, она циркулировала по телу, словно слилась с кровью и выпустить ее можно было только полностью оставшись без крови. Без капельки во всех органах - да только это значит смерть. Избавление от обыденности - но как же от оставит китайца одного?
"Одного..."
- А теперь объясни мне, Широ... Какого хрена?! - Два резких движения - и японец уже у китайца, хватая его за грудки и тихо рыча, почти вплотную приблизившись нос к носу. - Я понимаю, что ты слепой, и что габариты противника тебя не волнуют, но твою мать! Обо мне ты не волнуешься, нет?
Голос постепенно повышался, доходя до хриплого крика, Рейджи сжал в пальцах ворот настолько, что еще чуть - и он наверняка начнет душить Тигра.
- Ты вообще соображаешь, что ты делаешь? Хрена ты творишь вообще? - уже почти не соображая, что он говорит, Рейджи только встряхнул Мао, выпуская ворот из пальцев и замахиваясь для удара. - Ты вообще понимаешь... что если убьют... да твою мать!
Пнуть по ножке кровати, так и не коснувшись друга. Зато рука поцеловалась со стеной, прям рядом со следом от сигареты, оставляя не менее памятный кровавый отпечаток.
- Собирайся... мы едем домой... Справа от тебя одежда остальная.
"Убьют - и у меня и нет больше никого..."
Голос уже тих, пусть и более охрипший, чем обычно. Дыхание рваное - ненадолго. Вдох, прикрывая глаза и стараясь совладать со злостью. Хотя уже не злостью - страхом?
"Что это Рейджи? С каких пор ты стал кроликом?"
Злая усмешка, уже самому себе, оборачиваясь и снова глядя на Широ. Скользя взглядом по груди, где теперь бинты, такие же белоснежные, как эта дурдомная комната. Шея, лицо.
Губы. Которые он целовал только для того, чтобы привести друга в чувство.
"Да ладно, не в первый раз... какого хрена я об этом думаю?"
Коснуться кончиками пальцев губ в задумчивости, облизнуться - по инерции, чувствуя, привкус крови.
- Kusou.**
Выругаться, с чувством, словно плевок в воздух. И отправиться по палате в увлекательном приключении "найти бинтик на разбитую руку".

*Блин... сука (яп.)
**Черт (яп.)

«Не тебе напоминать, из-за кого ты ослеп»
Вспышка боли – только не такой, какая была сейчас от встряски у Бейлуна. Боль другого толка – вина да единственная, точнее, одна часть единственной боли, которая у мужчины осталась. Видел бы китаец как у японца лицо меняется – наверное, подстегнул да подъебнул еще больше, да только может и лучше, что не видел. Тихо прошипеть себе что-то под нос, сдаваясь перед таким аргументом. Напоминать лишний раз он и правда не в праве – но как иначе выразить все то, что кипит внутри? Извиниться тут не нужно было. Наверное, Мао и по дыханию сможет понять, что Рейджи понял, что не то ляпнул. Да только вот – крики?
«Давно я не слышал как ты кричишь…»
Усмешка, не мешающая слишком шумно, ибо с чувством шлепал дверцы шкафчиков Рейджи, закрывая или же открывая, искать бинты. С чувством же откинул надоевший халат, с таким же чувством пнул вазу с дурацким фикусом – единственным зеленым пятном, и то каким-то сероватым. Ваза выдержала. Пальцы неприятно заныли.
- Да ты бы… Ты бы хоть раз выяснялся нормально! – снова завестись, поворачиваясь к мужчине лицом, махнуть рукой – просто от переизбытка злости, сжимая кулак и капая кровью на чистый, такой безобразно девственный пол.
- Ты бы хоть раз просто рассказал мне что-то! О, да, я не знаю чего ты хочешь – конечно, я же, едрить твою, долбанный телепат и должен читать твои мысли! Я не умею читать между строк тебя – по крайней мере, хотя бы просто потому, что не хочу поддавать тебя психоанализу, который проходят все наши «партнеры по бизнесу». И да, мать твою, ты особенный человек – и если ты блядь сдохнешь в драке – а жить-то зачем?
Замолкнуть, резко, словно хлопая самого себя по губам, но на самом деле не делая этого. Вдох-выдох, рванные, шумные, больше похоже на дыхание взбешенного быка. Закрыть глаза, сосчитав до шести. Лучше всего было бы сыграть сейчас на гитаре – да только где ее сейчас возьмешь?
- К твоему сведению… тут миллион тумбочек… - выдохнуть, приседая на корточки и запуская пальцы здоровой руки в и без того встрепанную шевелюру.
«Боже, нахрена я это вслух сказал?...»

- А не было? Твою мать, сколько мы с тобой вместе?
Именно вместе – нет, дружба дружбой, но они правда были практически неразлучны, и японец это прекрасно осознавал. Просто рядом, бок о бок, даже жили пусть и в разных раньше квартирах – все равно ночевал кто-то у кого-то практически каждый день. Жена, помнится, шутила все, называла их сиамскими котами. Только не породе – а по слиянию…
«Десять лет…»
Сразу два больных воспоминания – и Рейджи морщиться, как от удара под дых. Дыхание и правда перехватывает, но Акенохару старается не находить аналогий появления семьи и молчания друга.
Он старается ровно до того момента, пока не слышит фразу Широ. Молча поднять взгляд, осознавая. Не думать?
«Мы же друзья… или?...»
- Ками-сама…
Только и выдохнуть, опять замолкая. Объяснить все то, что творилось сейчас внутри, практически невозможно. Поэтому мужчина решил сначала забинтовать руку, а потом разобраться со всем остальным.
Подойти к тумбочке, найти бинты там, где и сказано. Сесть рядом с китайцем, бедро к бедру, так, как садился всегда, если позволял случай. Наматывая чистую ткань на руку, наблюдая за тем, как кровь красит красным белое. Все станет в этой жизни цвета крови.
Крови и боли. Ведь у последней тоже есть цвет.
- Что значит – что значит? – тон возмущенный, но уже более тихий. Нельзя снова срываться на крики – тогда кричать будет и Мао, а это не очень-то хорошо для его связок.
«Как же я хотел бы услышать снова, как ты поешь…»
Потереть переносицу, приобнимая друга за плечо, ероша мягко пряди волос.
- Ты совсем дурак, Тигрик… Кто у меня в мире есть, кроме тебя? Да никого нету. – говорить стало неожиданно легко. Наверное, наступил момент, когда действительно надо говорить, что думаешь. Сказать – и снова обходить эту тему еще лет десять. – Ты всегда рядом… ты как моя кожа. И если тебя нет – любое прикасание окружающего мира сродни тысячам иголок, Широ. Кому как не тебе это понимать… скажи-ка лучше, что это было за «не думать?».
Испытывающе глядя на мужчину, пусть он не увидит, зато наверняка почувствует этот взгляд. Эту тишину в палате, что кажется звенела не просто любопытством, а чем-то более важным, чем могло бы показаться.
Чем-то настолько важным, насколько эти двое даже не осознавали еще.

«Двадцать пять… почти маленькая жизнь»
Горькая усмешка – у них и правда была одна отдельная жизнь на двоих, такой остальным на три хватит. Но и врагу не пожелаешь…
Хотя не. Пожар, боль да все, что вообще было с этим связанно – о, Рейджи знал, кому бы он хотел этого пожелать. Да вот незадача – тот человек был уже давно и крепко мертв. От пули самого мужчины – как ирония судьбы-то.
- Ты и так инвалид на весь мозг. – огрызнуться быстрее, чем подумать о том, что ляпнул. Да, где-то глубоко в душе Рейджи по сути оставался подростком. Озлобленным на весь мир, цепляющимся только за одного человека – того, кем так восхищался в детстве. Чей голос любил, да и ум тоже – да и вообще, любил своеобразной любовью. Может, немного не такой, какой следовало бы – ну да его это устраивало вполне. Кажется, ровно до сегодняшнего дня.
- Ох, то есть теперь я виноват во всей твоей неудавшейся жизни?  - cкрипнуть зубами, но руку с плеча не убрать. Может, в какой-то мере Акенохару действительно был виноват. По крайней мере, в той ее части, что была после той идиотской драки в пабе. А до этого…
«Кто же блядь мешал тебе влюбиться?»
- Ты…
Хрипло вздохнуть, потирая глаза пальцами. Только не хватало рассориться в усмерть – а напряжение, что создавалось в комнате, именно этим и попахивало. Тем более с такими нападками, что были со стороны друга – как это вообще понимать все можно было?
Мысли напрашивались неутешительные. Все то, что мужчине казалось, что он старательно не замечал, снова лезло наружу.
И не только со стороны Широ.
Молчать, пытаясь подобрать слова. Пытаясь спросить что-то такое, чтобы Тигр рассмеялся да сказал, что шутит. Сказал что-нибудь такое, что успокоило бы их обоих. Что расставило бы все по местам – но, кажется, Рейджи был слишком на взводе, чтобы спускать с рук нечаянные фразы.
Встать, следом, следя за движениями мужчины. Сам ведь не дойдет, хоть и было велико желание двинуть ему по морде да отправиться выпить куда-нибудь, желательно – подальше.
Но чувство заботы снова пересилило. Как и всегда.
- Ты никогда не задумывался, почему Харука была похожа на тебя, как сестра?
Спросить, приближаясь, выдыхая фразу почти на ухо. Хватая за руку поперек кисти – и молча отправляясь к выходу. Быстрым шагом, лишь изредка предупреждая друга о порогах и ступеньках.
Вперед, подальше из этой духоты и этого белого цвета, что, кажется, все же напоминал свет в конце туннеля. Да только им двоим лучше в ад – там хотя бы цвета так по глазам не бьют…
Улица встретила приятной прохладой. Рейджи воздух втянул, глубоко, прикрывая глаза и наощупь привычно закуривая сигарету. Так и стоял, не открывая глаз и прислушиваясь к окружающему миру.
"С такого и с ума сойти недолго"
Обернуться, глядя на Широ, просто молчать, разглядывая его. Просто боятся спросить - а дальше что будет? Поэтому лучше нейтральное... что-то такое, что поможет отвлечься.
- Ну так... - все же открыть рот, произнося слова через затяжки и какой-то тяжелый комок в груди. - Что на ужин?

Бок даже слегка побаливал, там обещал появиться синяк - но синяком больше, синяком меньше - какая разница?
Не это сейчас волновало Рейджи. Волновало его гораздо больше все то, что сейчас происходило, а что что-то было это было наверняка, хотя он не до конца понимал, что именно, и вообще мужчина бы и не задумывался, если бы не...
Если бы не странное беспокойство где-то в районе сердца, если бы не фразы и интонации друга, а главное - его поведение. Они были рядом слишком долго, чтобы точно знать, когда другому неуютно или что-то беспокоит. Кажется, они порой и на расстоянии чувствовали друг друга, что проверить было сложно - слишком уж редко они надолго расставались. В последний раз такое было, когда Широ лежал в больнице - да там и лешему было понятно, что оба они чувствовали себя не лучшим образом. Темное время, которое так не хотелось вспоминать и почти получалось - только вот это "почти" всегда мешало. Можно было закрывать глаза на все, можно было забыть про общую вину, а может, пора была перестать бы и вешать на себя много, но...
Но вставало это "но". В характере Рейджи не было что-то забывать. Да, взрывной, да, злопамятный, и чудо что он все еще молча курит, прокручивая в голове уже не драку, нет, она забылась, отошла на второй план, туда же, где были тысячи таких драк.
Скалится друг на друга они и раньше могли много. Да только вот сейчас это даже не было простым показыванием зубов от плохого настроения.
Была какая-то лажа. И настраивать ее на мирный лад что-то перехотелось.
- А этой дрянной стране даже васаби нет нормального - хоть бы передохли все от нашего товара.
Процедить сквозь зубы, приближаясь к мужчине. Помолчать, зная, что друга это наверняка нервирует. Но мысли в кучу собирались слишком быстро, чтобы сказать и сделать все, что хочется.
- Знаешь, Мао... - поднять руку, выдыхая дым ему в нос, прижимая ладонь к щеке и касаясь подушечкой пальца уголка глаз. Так вроде и обычный, прежний. Только осознание слепоты не позволяет в полной мере двинуть так, чтобы он распластался по асфальту. А хотелось, просто до ужаса. Оставалось только не сжимая руку в кулак с чувством, но не в полную силу влепить Широ звонкую оплеуху.
- Во-первых - не смей больше упоминать ее имя. И... я больше оплакивал дочь, чем ее... На, кури.
Сунуть пачку сигарет ему в руку, подождать, пока он вытащит, ибо зажигалку он ему в руки не даст - хватит с него огня в руках. Сам прикурит ему.
- Во-вторых... Знаешь, что я подумал, когда встретил ее? "Если бы ее не было, я бы влюбился в Тигра". Даа, и такое бывало... глупо, правда?
Смех, хриплый и какой-то горький, кидая окурок свой под ноги, забирая сигареты у Бейлуна и снова закуривая.
- Да только она была. Была и не стало. Будешь винить себя - я тебя точно трахну, Мао. Ножкой от стула.

Еда, кажется, действительно была не такой важной в этот момент. Злость, можно даже сказать, что бешенство - причем не очень-то тихое и явственно проступающее на лице японца. Понимать, от чего разозлился товарищ детства, точнее, надеяться на то, что понимаешь. Что-то невообразимо непонятное появилось между ними, и это бесило даже больше, чем острая боль и понимание, что к синякам добавилась кровь и на губе.
- По лицу, сука, - око за око?
Прошипеть, отшатнувшись от удара и ладонью вытирая губу от крови. Сплюнуть так же кровь и на асфальт - и, совершенно внезапно для себя, успокоиться. Холодным таким спокойствием после бешенства.
Опасным, но что поделать?
- Режь уже, твою мать, напугал думаешь? Сдохнуть от твоей руки не так страшно, как...
"Потерять?"
Вздрогнуть и поморщиться от собственных мыслей, понимая, что при ударе потерял где-то сигарету. Поднять взгляд на китайца, приближаясь вплотную, накрывая щеки ладонями и прижимаясь лбом ко лбу, прикрывая глаза. Так спокойней.
Так кажется, что между ними не строится стены, что стала появляться последние полчаса.
- В кого мы превратились, Бейлун? - хриплый шепот, слишком усталый и какой-то с ноткой грусти. И правда - хотелось порой в беззаботную молодость. Хотелось ни о чем не думать, жить на полную катушку и просто наслаждаться тихим, спокойным счастьем. Ему бы и тигра для этого хватило - ибо не было уверенности, что с женой они бы прожили долго. Слишком любил он свободу.
Слишком привязан был к другу, и ревность пусть и самой умной в Японии женщины напрягала. Да только вот Тигру об этом знать не обязательно.
Ибо глупость. Ему вон и так печально от любых фраз о таком...
- Может просто я воли себе не давал? - усмехнуться криво, касаясь губами виска друга, тут же вытирая с кожи свою же кровь с губы и отстраняясь, нащупывая в кармане ключи от машины. - Поехали.
Молча взять за запястье, ведя за собой на парковку. Подвести к двери, отпуская только тогда. Дальше он и сам знает, как и куда сесть. Язык то и дело скользил по ранке, собирая кровь. Сесть за руль, выдыхая и заводя мотор. Трещал, гад.
- Давно пора поменять эту развалюху... - проворчать, нажимая на газ и направляясь в сторону дома.

- Сказал бы я тебе, что, да только ты пойдешь это делать не дожидаясь моей смерти.
Рыкнуть  в ответ, кажется, сегодня это такой ритм жизни. И мужчине он не нравился - но что поделать, если долго копиться - когда-нибудь оно вырывается вот так. Не хорошо как-то. Ни для Рейджи, ни для Тигренка - и что с этим делать мужчина теоретически знал, но на практике получалось, мягко говоря, хреново. Оставалось ждать, пока кто-нибудь первый из них успокоиться до состояния обычных разговоров. А зная их обоих можно с уверенностью сказать - это будет еще нескоро.
- Это точно...
Согласиться, как-то тихо и задумчиво. Нет, Рейджи не остыл, просто он отмечал все новые детали в поведении друга, и все не мог понять - нравятся они ему или нет. Или точнее даже - видит ли он то, что на самом деле, или же он просто не хочет замечать?
Мелкие детальки, на которые махал рукой. Да, это еще хуже, чем не высказывать вовремя недовольство. Это все может привести только к тому, что они разойдуться в разные стороны и поминай, как звали. Только вот расходиться некуда.
Слишком привязаны, и не одной дружбой. Виной?...
- А то ты у нас самый песец умный, Широ.
Фыркнуть, так же тихо. Ну да, слух замечательный, а куда деваться?
А потом молчать. До самого порога, даже в магазин выходил молча, понимая, что для друга это может быть очень неуютно. Но поделать ничего не мог. Лучше молчать. Так же, как все эти годы. Молча они друг друга терпят.
А вот разговоры...
- Ты вообще жрать хочешь или по пиву с закуской пойдет?
Все же произнести, открывая дверь квартиры, пропуская друга вперед и щелкая замком, прикрывая двер. Привычка - выглянуть сначала в коридор, отмечая, нет ли за ними кого. Жизнь опасная штука, и никакая мини-ссора с другом не должна сказываться на его безопасности. Они друг за друга в ответе все же
"Раз уж приручили".
Усмехнулся, кидая пакеты с едой на кухню и грузно плюхаясь в диван, буквально растекаясь по сидению и уже не глядя тянясь за гитарой, что так всегда была как-то под рукой. Провести по струнам пальцами, проверяя настройку, приоткрывая глаза и смотря на друга.
- Может по бабам сходим? Ну, точнее, ты же у нас по парням, но сути не меняет... может расслабимся... А хотя бля, ребра... забудь, ладно...
Прикрыть глаза обратно, наигрывая бездумно одному  себе известную последовательность нот и аккордов. Просто прийти в себя и не думать о том, на что наводит все сегодня произошедшее. Не хочется.
Не верится просто во все, что понимает голова.

- Тогда по гематогену, подтереть подгузнички и спать-спать?
Ворчать уже просто под нос, видно по голосу, что Рейджи устал от рычания. Хотелось уже отдохнуть от этого бешенного дня, поговорить, а может, послушать просто пусть хриплый, но зато такой родной голос друга. Посмеяться может. А может – просто посидеть рядом…
«Это называется старость или я с ума медленно действительно схожу?»
Это было непривычно. Раньше-то как? Гулянки, выпивка, гипс никогда не остановил бы раньше друзей в том, чтобы как следует развлечься. А сегодня, да и вообще в последнее время, они только и делали, что торчали в свободное от работы время дома, изредко делая вылазки в магазины или на такие немногочисленные прогулки. Многое хотел бы Рейджи показать Мао в этом проклятом городе. Показал бы, если бы мог.
Если бы только мог…
- Да хорош тебе отпираться, думаешь я не заметил, что ты по мальчикам в основном?
Уже и не зло отгрызаться, просто фыркнуть, не открывая глаз, перебирая струны, бездумно, но одновременно и задумчиво как-то. Они ведь на самом деле все знают друг про друга. Знают – но некоторые детали предпочитают не замечать. Все же они двое – личности, со своими секретами, мыслями, и они, пусть даже они и были вместе тучу времени, все же не всегда сходились. И искрить лишний раз из-за этого…
Вдох-выдох, пальцы на момент останавливаются, но потом так привычно, почти на автомате подхватывают мелодию, что дает голос Бейлуна. Его голос – не громче шепота, но пусть кто скажет, что он не так же красив, как раньше. Слушать, улыбаясь задумчиво, разглядывая мужчину из-под ресниц. Им обоим есть что сказать через музыку. Им обоим есть что сказать – друг другу. Есть  вещи, которые они не произнесут. Не смогут, не захотят, просто не станут…
Есть события, которые они никогда не напомнят друг другу, а есть такие, чему они сами безмолвное напоминание друг другу. Да только вот…
Песня, слова. Мелодия, голос, мечты юношества, все вместе…
Чувства… и выбор, кажется, выдает с головой.
- Don't you cry tonight…
I still… love you… baby*
Рейджи никогда не сможет петь так, как Тигр, но шепот вторит голосу Бейлуна, просто невозможно молчать. Рука на момент отстраняется от струн, движением одним поймать мужчину за руку, потянуть на себя – хочется чувствовать тепло друга. Хочется чувствовать его присутствие – хочется просто чтобы было что-то вот такое родное рядом…
Нет, не что-то. Вполне конкретный кто-то. Но Акенохару не задумывается, почему. Рука просто тянется к щеке, губы касаются уголка губ.
- Don't you cry tonight…*
Голос не громче голоса Широ, кажется, даже тише. Не нарушать мелодии, которую так редко слышал сейчас от друга. Кажется, он успел соскучиться по этому. И прежде чем Рейджи поймет, что произнес это вслух с губ слетела мысль:
- Черт, а ведь действительно соскучился…
Вдох-выдох, так и не убирая руки с щеки, и не решаясь поднять взгляд. Все так странно и не так, как было раньше.
Наверное, это и есть второй признак сумасшествия?

Сколько времени нужно двум отдельно взятым мужчинам, чтобы сойти с ума? Потеряться друг в друге, словно два подростка, что только познали тепло другого человека.
Хотя, почему словно. Наверное, они просто так и не выросли, но почему-то такое уже глупое сопротивление Широ любой фразе Рейджи вызывает улыбку и ослиное упрямство. Но он уже ничего не скажет ему. Сейчас между ними явно что-то более глубокое, чем то, на что способны малолетние детки.
Что-то настолько искреннее и глубокое, что уже недостижимо половине людей, считающих себя взрослыми. Деньги? Не в них счастье.
А счастье ведь у Акенохару было. Такое мимолетное, такое ненастоящее какое-то, слишком сказочное, чтобы казаться правдой. Реальная жизнь показала себя в полной красе, доказала мужчине, что рай на земле недоступен, что на самом деле планета наша и не планета вовсе, а просто сосредоточие  всей боли и грязи, что есть только во всем мире. Космос, другие миры, боги, богини…
Люди умирают молодыми. Дети умирают в колыбелях, умирают еще не родившись. Как говорят – боги забирают. Они не должны были тут жить – и они погибли.
А Рейджи выжил, и тащит за собой Бэйлуна. Они вместе, всегда и везде, две половинки целого – нет, не половинки. Просто целое. Так странно – давать волю этим мыслям. Так странно слышать голос, вопрос – тихий, но слышать, отвечая так же тихо. Боясь говорить громко – ведь теперь все кажется ненастоящим, слишком сказочным, чтобы казаться правдой. Сказки ведь не только светлые бывают. Бывают и такие, как жизнь японца. Жизнь среди низших слоев. Жизнь бок о бок с китайцем.
Жизнь, которую в этот момент он ни на что не променяет.
- Я слышу твое пение… знаешь, я ведь всегда любил твой голос… и даже хрипотца мало что может испортить. Это словно мы просто выросли, Широ. Это словно все было не с нами…
Дать волю не только мыслям, но и словам. Говорить сейчас так легко – и одновременно трудно. Рейджи молчит, слушая, слыша, позволяя смыслу доходить до мозга. Сердце щемит как-то странно – но японец не смеет отстранится. Он слышит, он чувствует – он отвечает.
Целует, жарко, жадно, сжимая лицо в ладонях. Недовольный звон струн, когда гитара встречается с полом – но это потом, это может подождать. Акенохару обнимает друга – друга ли? -  не выпуская губы из поцелуя.
Слишком жарко, чтобы остановиться. Слишком тепло, чтобы не желать.
Слишком чувствительно, и сердце замирает в груди – давно такого не было с мужчиной. Давно он не сходил с ума только лишь от прикосновений губ другого человека. Тепло…
Температура тела заметно повышается, поцелуй становится все более жарким и глубоким. Не отпускать пока хватает дыхания, словно отстранившись можно что-то разрушить. Вместо мыслей в голове шум.
Хотя нет, в голове только одна мысль. Где они были раньше? Почему так приятно? Почему он не может злиться? Почему он хочет?
- Почему? – хрипло выдохнуть, все так же тихо, наконец-то замечая что уже вжимает Тигра в диван всем телом, подмяв под себя. Действительно не заметил – ведь это так… словно естественно?
Растерянный взгляд в глаза, наконец-то поднимая свои очи. Почему?
- Почему… ты...
«Молчал, Бэйлун… мы идиоты…»
Сколько времени нужно двум мужчинам, что так похожи на подростков, чтобы сойти с ума?
Долгие годы. И – миля секунды.
Секунды, что наступает в нужный момент и сокращает километры до двух миллиметров. Тех, между которых чувствуешь теплое дыхание. Чужое дыхание.
Родное дыхание. И ничего в мире не нужно больше.
Никого. Только – тепло…
- Бэйлун...
Хрипло - по имени, сжимая в пальцах пряди волос, жмурясь и не понимая - боли. Такой странной. Словно сладкой.
Не понимая тепла. И почему так хочется звать. По имени.
Так хочется целовать. Именно сейчас, в эту минуту. Хочется рвать кожу на груди, пытаясь вырвать свое сердце...
Так хочется просто прижаться. И понять - почему.
«Просто скажи мне, Тигрик...»

«Молчи…»
Голос – хриплый, такой жаркий, заставляющий чувствовать, как по спине пробегают тысячи и тысячи бугорочков, прозванных в народе мурашками, а на деле – это что-то большее, чем просто реакция кожи или нервов…
«Просто… молчи…»
Слышать, слушать, понимать то, что говорит Широ, понимать весь смысл – и неожиданно для себя осознавать, что все это настолько естественно и совсем не так страшно, как казалось бы, понимать и чувствовать себя от этого идиотом.
Круглым. Полным. Абсолютным.
- Бэй…
Голос срывается, что-то мешает говорить – Рейджи и не говорит, только целует, блуждая пальцами по бокам, задевая кожу на шее. Касания…
Их хотелось больше. Хотелось чтобы стало еще жарче, просто прочувствовать все до конца, понять, что не ошибся, и что действительно все на самом деле. Столько лет потерянно – и кто знает, к лучшему ли это было или нет.
Что было бы, если бы они открылись раньше?
Боль, это Акенохару знал наверняка. Молодыми вообще сложно остаться вместе навсегда, а с их характерами…
Терять друга Рейджи не хотел. Наверное, поэтому глушил в себе все то, что сейчас выплескивалось наружу, словно давно находящийся под давлением сосуд наконец-то нашел лазейку, чтобы избавиться от содержимого. Только вот скопленное за все это время вырвалось слишком неожиданно, и краем сознания мужчина еще думал – а что он, собственно, делает-то?
Это отнюдь не могло сказаться то, что у него давно никого не было. Это было бы наглой ложью – мужчина еще был в самом расцвете сил и женщин у него было в избытке.
Списать все на момент тоже плохо получалось. Нет, момент был – момент откровения, но никак не экспериментальных желаний. Просто момент для них двоих. Только для них – и никого более.
Только для того, чтобы почувствовать родное тепло. Сжимать крепче в объятиях, поцелуи уже беспорядочны – но от этого не менее горячие. Боль от разбитой губы просто не воспринималось, это потом Рейджи будет проклинать все на свете и с неохотой говорить через опухшие уста. Это все – потом…
- Молчи, бака… голос береги…
Шепнуть, хрипло, как-то слишком сухо. В горле пересыхает мгновенно, так же, как пересыхают губы. Влага – она необходима, да только не простая вода. Она не нужна.
Нужно целовать. Глубоко, жадно, не давая говорить, просто затыкая собой. Голос…
Голос Широ был тем, что Рейджи всегда в нем любил. Он это не скрывал, но и не говорил никогда – а ведь, наверное, стоило. Или все же нет?
В любом случае, сейчас это не имело значения. Слышать…
Понимать.
Чувствовать.
Это все, что имело значение. Это все, что было между ними.
- Молчи… я знаю… - шептать, вжимаясь бедром в пах мужчины, слишком жарко, чтобы сдерживать эмоции и желания. Пальцы путаются в футболке, и только тут японец вспоминает про гипс.
«Черт…»
- Теперь я знаю…
Выдохи не менее хриплые, чем у Широ, слышать стон  - так непривычно, так странно, но завестись от этого еще больше. Нет, Тигр не будет похож ни на кого, кто был раньше. Это что-то другое.
Что-то настолько нереальное, что Рейджи жмурится, пытаясь понять, реальна та боль от поцелуев или ему просто сниться, а разбитая губа просто заживает…
«Глаза?...»
Выдох, в губы, открывая глаза и глядя на друга. Как бы он хотел, чтобы эти глаза видели.
Как бы он хотел, чтобы он до сих пор пел. Для всех, делал то, что ему нравится, то что он умел, в чем он для японца всегда был пусть слишком субъективным, но – почти богом…
- Они постарели, Бэй… так же, как и мы…
Выдохнуть с горькой усмешкой, скользя пальцами по плечам, стягивая пиджак и притягивая друга (боже, а кто же он все же теперь ему?) за цепь на шее ближе, снова накрывая поцелуем губы.
Может, оно и к лучшему, что Мао не видит, кем они стали. Что не видит противников, с кем дерется, что не видит этого сранного города, что не знает, как время и горе отразились на лице самого Рейджи…
- Но ты словно так же прекрасен, Бэйлун… так же…
Умолкнуть, касаясь щек кончиками пальцев, дыхание сбивчиво и слишком больно дерет легкие. Но невозможно отказаться от поцелуев. Таких, что раздирают все тело от нехватки воздуха.
Таких, от которых внизу живота все скручивается в тугой комок. Кто же знал, что касаться Тигра будет так… так?...
- Просто…молчи…
Пальцы скользят под одежду, задевая кожу на животе, ниже – цепляя пояс. Раз нельзя трогать ребра – кто же запретит ласкать ниже?
Кто вообще что сейчас запретит. Это время для них, и Рейджи даже не подумает остановиться. Он слишком долго ждал…
Хотя нет, ждал не он. Чувствовать жажду Бэйлуна, как свою, ощущая его тело каждой клеточкой своего. Хочется ближе – и пальцы скользят под пояс, ладонь сжимается там, где до этого было бедро.
В любом другом случае Рейджи отпустил бы по поводу этого ядовитую шуточку, но…
Не сейчас. Сейчас просто – наслаждаться близостью, жадно хватать любую частичку тепла, любой градус повышающегося жара, что исходит от китайца.
Ласкать, чувствуя, как где-то в груди появилось слишком много места для воздуха. Словно тиски, что сдавливали последние годы, решили наконец-то истлеть, просто опасть, позволяя дышать полной грудью. Пусть хрипло. Пусть через поцелуи, но…
Хотелось ласкать и смеятся. От души, громко, в полный голос, так, как давно не смеялся. Хотелось кричать, плакать, просто умолкнуть и вдыхать запах тела.
Его тела. Быть его частью.
Просто быть рядом…
Просто…
«Дай мне больше…»

Скажи, зачем люди так усложняют свои жизни? Скажи, почему хочется бежать, дальше, чтобы не чувствовать этого жара. Чтобы не видеть этих глаз, пустых, холодных, только потому что – мертвых.
Красивых глаз, своих, родных, он помнит. Да, он помнит, как они улыбались. Как они смотрели на него – всегда с легкой тоской, боже, каким он идиотом был…
Он же видел. Он чувствовал. Но не пускал к себе. А сейчас словно что-то переключило внутренние запреты.
Нельзя не касаться. Нельзя не целовать, не говорить, невозможно молчать и не желать коснуться кожи кончиками пальцев.
Больше, глубже в сердце, доставая наружу все чувства. Слишком долго они были так близко и за преградой друг для друга.
Эти бесцветные глаза, скрытые шелком ресниц. Глаза, так не похожие на китайские. Широ вообще весь такой какой-то…
Не такой.
«Скажи мне, Широ…»
- Молчи…
Шептать, почти на грани крика, на грани боли, все на грани. Они танцуют свой танец, танец на лезвии жизни, на тонких нитях судьбы. Нет, они порвутся под весом двух мужчин, постепенно сгорающих друг в друге.
Нет, они не изменят свои узлы и переплетения. Они изрежут в кровь пальцы. Они разрежут на куски тела.
Они окутают в теплый кокон души, они сделают так, чтобы больше не было больно. Чтобы никогда в жизни больше не было…
- Так больно…
Выдох, хриплый, через силу, просто разглядывая лицо, касаясь его кончиками пальцев. Одежда, такая глупая помеха, летит куда-то в сторону. Просто прижаться, впитывая тепло, дрожать всем телом, не в силах совладать с собой.
Слышать его. Видеть его, чувствовать запах, так близко, так жарко, так жадно – сжимая в объятиях, забывая про боль, свою, его. Завтра…
Все будет завтра. Завтра этот китаец получит по шее за свое молчание, завтра они как ни в чем не бывало будут пить кофе. Изменится лишь одно – Рейджи не сможет больше без этого тепла.
Этой страсти и стонов, да, пусть кому-то они покажутся грубыми, но…
Но это был Бэйлун. Его Бэй, Тигр, тот, на которого можно положиться. Тот, кто всегда рядом. Тот, кого не страшно любить.
Не страшно – и одновременно невозможно…
- Я… Бэй… - хриплый смех все же сорвался с губ, пальцы сжались на шее мужчины. Не для того чтобы сдавить артерии, нет. Просто так… так… - У меня… рот занят…
Хриплый шепот, усмешка на губах. Выпалить все прежде, чем замкнуть губы в новом поцелуе.
Зачем ему говорить? Зачем, ведь сейчас он так рядом. Он просто будет шептать его имя, неосознанно, тихо, не громче шепотом листьев.
Он просто будет говорить телом. Скользя поцелуями от губ – ниже. Поцеловать каждый миллиметр тела, стаскивая остатки оков одежды, сплетая пальцы, скользя лаской ниже – ниже…
Он будет рядом. Изучив каждый сантиметр кожи.
Он сведет с ума. Он сойдет с ума сам – от запаха. Просто от хриплого стона, он и сам неровно дышит, пытаясь поймать хрипло так предательски ускользающий воздух.
- Бэй… кажется… твой японец просто не знал, что настолько…
«любит…»
- Сильно…
«тебя…»
- Тигр…
Сбивчивые мысли, они уже не важны. Бэйлун услышит, если прислушается – а он может. Он сумеет…
Он – должен…
Лаская губами сосредоточие жара ниже, так ниже живота, так сладко. Дрожь его тела переплетается с собственной - кто бы мог подумать, что все еще может быть так сладко. Что в их возрасте все может быть так ново...
Что в их возрасте они словно заново узнают друг друга. Быть ближе, почувствовать больше. Узнать на вкус – не выпуская пальцев.
Не отпуская ладонь. Не отпуская от себя. Сомкнуть объятия до тех пор, пока они нужны…
До тех пор, пока не ослабеют…
«Навсегда…»
- Тебя…

Брать свое не смотря ни на что – наверное, мужчина действительно к этому привык. Только вот определить это «свое» порой так сложно.
Так жарко, так сводит с ума запах тела. Каким же идиотом он был все эти годы…
Какую же боль он дарил Бэйлуну вместо того чтобы быть радостью?
Когда это все началось? Почему сейчас так приятно, почему так жарко, почему хочется большего, почему хочется так бережно, аккуратно – но брать, пить до дна словно после трехдневной жажды, просто сгорать от желания, отдавать всего себя – так естественно, так неосторожно полностью, так…
Тысячи вопросов, ни на один не будет ответа. Рейджи уже и не ищет их – он просто наслаждается чужим телом так, как никогда еще не мог. Писать красивые тексты, петь их, вкладывая душу – все это одно. Только сейчас мужчина понимает насколько было все фальшиво.
Нет, не все. Только одна песня. Та, что была последней.
Та, что так и не получила жизни на сцене. Не успела, сорвалась нотой последней, Мао просто не смог спеть ее и сейчас…
Сейчас она крутилась в голове. Настойчиво, слишком громко, чтобы ее игнорировать. Увеличивая ритм движения, просто невозможно двигаться медленней – но как же нежно…
Аккуратно. Помня про раны, зная, что все что на теле китайца появилось после их знакомства – на его совести.
Не защитил. Не смог. Не уследил. Не вытащил. Не успел, не…
- Бэй…
К горлу подступает комок, когда горящие желанием глаза поднимаются на Тигра, полные нежности, страсти, боли…
Слишком влажные, чтобы быть привычными для такой ситуации. Снова находя губы губами, обнимать, не выпуская горячее тело. Надо же, он и не знал, что это так заводит. Что тело друга так чувствительно – что он сам будет дрожать, что сам будет так желать, что все будет так. Так поразительно сладко.
Так до безумия больно.
Так… с ним. И ни с кем больше.
- Не двигайся так… швы…
Выдохнуть, даже без уверенности, что его поймут и услышат – слишком тихо, слишком через силу. Наверное, Рейджи сейчас вполне понимал, каково это – когда хочется говорить но нет голоса.
Когда в теле и разуме миллион желаний, но выполнить можешь пока только одно. Самое горячее, жаркое, самое настоящее и нужное в данный момент.
Не отпуская губ из поцелуев, пальцами скользя туда, куда раньше и не посмел бы. Не подумал, что так возможно. Не знал, что это будет так необходимо – брать больше, глубже, и что мало, боги, как мало всего этого!
Больше, чаще, до потери сознания, пульса, до потери мира – ведь теперь мир у Рейджи другой, не тот, что для всех. У него свой. Тот, в котором есть Мао. Только он – и этого так много и мало, взять все, до последней капли, уже давно потеряв самого себя в нем. Взять больше…
Но это чуть позже. Сейчас же – последняя боль, до того, как тела совсем сомкнуться. Плевать, что со стороны нет ничего необычного, а кому-то оно даже покажется противоестественным.
Плевать на всех, на все, на окружающих, на их мнения, на их улыбки, на их смех, на то, что они могут сделать больно. У Рейджи есть Бэйлун – и пусть все в мире подождут.
Пусть все сдохнут.
Пусть…
- Смотри… только на меня…

Всегда странное восприятие любви.
Жить кем-то, дышать, чувствовать. Когда-то Рейджи умел действительно Любить.
До дрожи в голосе, до слабости в коленях. До крика, до такого хриплого, немого крика от понимания – больше нет. Это все было, Было, в прошедшем времени, это Было тогда, и сейчас оно уже никогда не будет, потому что нельзя вернуться в прошлое, если ты не умеешь жить в фантазиях. Если ты реалист. Если ты – не шизофреник.
Этого всего не стало – но оно было, такое теплое, щемящее, оно ведь было, он помнит, он до сих пор носит с собой фотографию – ту, что осталась единственной.
Не замечая, что за фотографией дочери всегда есть фотография, где он сам. Он и Мао.
Он и человек, что сейчас дарит ему свой жар, что так словно голодно ворует его поцелуи, тот, кто…
Кто стал всем. В один момент – или множество их было, уже не так важно, важен сам факт. Они рядом, они вместе, все жарче, все это сводит с ума – наверное, у Рейджи действительно появился шанс слететь с катушек. Ведь у него есть Он.
Тот, кто стал просто чем-то настолько незаменимым, что волне можно было посчитать, что любит он других. Что другие ему нужны, что именно так все должно было. Так, никак иначе.
Все ложь. Все в прах – все зазря. Все годы страха, одиночества, все годы вины. Все было зря – и это понимание настолько душит, что невозможно дышать. От страсти, от жара. Все было ложью – ему просто показалось. Он просто играл в любовь, он просто поддался чувствам – только потому что посчитал, что сможет заменить. Что все станет на свои места. Что она чуточку похожа…
- Черт…
Одежда летит к чертям – на них еще оставалось что-то? Рейджи уже не замечает ничего. Он задыхается от собственной глупости, от этого жаркого момента. Он желает большего – и одновременно понимает, что недостоин.
Он не сможет больше так. Он должен.
Он просто даст себе волю. Сжимая в пальцах бедра, стараясь двигаться как можно аккуратнее, да только тело не слушается. Ничего уже не слушается – и японец мало что понимает. Он знает, что должен просто сделать это.
Стать одним целом. Они вдвоем уже бывали в таких кругах Ада, что настала пора спуститься в свой собственный. Он будет рядом, будет ли его проклинать Мао или же будет тянуться за поцелуями так же, как сейчас. Он заберет его себе. Всего. Без остатка.
Они будут самыми счастливыми своим, собачье-дерьмовым счастьем. Поистине плевать, как это выглядит со стороны.
Рейджи не бросит своего китайца. Своего. Одного такого до безумия родного…
- Будет… больно…
Шептать, до боли в легких, толкаясь в его тело, хрипя от ощущений. Быть ближе, чем возможно, падать все ниже – вместе. Падать и одновременно парить, вместе с тем, как нарастает какое-то странное ощущение в животе…
Они вместе. Так глупо – до смеха, да только смеяться сейчас никак. Только двигаться, резче, глубже, с рыком, целуя – жарко, жадно, до полной потери кислорода.
Обнимая – крепче. Грязно, пошло, неправильно – плевать. Жаркие влажные полоски на своих щеках, понимание, что это когда-то такая позорная влага тела. Соленая. Позорная для мужчин. Такая дарящая облегчение сейчас...
- Прости меня, Бэй…
Шептать, почти глотая слезы, не сдерживаясь. Как долго он не плакал? Наверное, вообще никогда не плакал… так…
- Прости… но ты… только мой…