Было слишком непривычно снова видеть эти лица, этот пейзаж. Рейджи достаточно много раз пытался представить себе - а как это,вернуться туда, где было столько боли, столько радости, была большая часть жизни. Было все то, когда он еще в полном смысле этого слов Жил?
Было странно ощущать себя на похоронах любимой нянечки. По крайней мере радовало то, что он умерла тихо и спокойно, от старости. И было удивительным, что они их нашли - и они сорвались, бросив все дела, чтобы в последний раз увидеть ее да и просто...
Были ли похороны действительной причиной того, что Рей чуть ли не в охапку схватил китайца и потащил его на самолет? Может, просто давно уже требовался повод, чтобы суметь вернуться туда, откуда убегал последние годы. Было уже непривычно ходить по улицам Киото, наблюдая за людьми и с горечью понимая, что без него жизнь не остановилась, идет своим чередом и на улице, где они когда-то жили, уже не живут те же соседи. И на месте дома - небольшой, но пустырь...
Кажется, никто так и не посмел там ничего построить. Только вот попинав неизвестно сколько лет здесь лежавшие головешки Рей не испытал ровным счетом ничего. Кажется, он давно уже отпустил все, что здесь было. Да, было пусто, но... Теперь ведь у него был Мао, не правда ли?
Нет, он был всегда, но сейчас это ощущалось особенно остро. Пусть большее время,что они провели сейчас в Японии, они просто молча бродили бок о бок, иногда позволяя пальцам сплетаться в подобии иллюзии, что они гуляют под руку...
Было странным еще и то, на каких ощущениях себя ловил японец. Именно те ощущения, что были связаны с Бэйлуном. Вроде все как всегда, сколько тысяч раз они бродили по этим улицам когда были моложе, морозили носы и ноги, когда сбежали из приюта, сколько всего вообще в принципе было между ними. Но сейчас... было что-то такое неуловимое. Может, Рей просто откровенно скучал по той единственной ночи, что у них была. Хотелось снова?
Может и так, да только с легким вздохом Акенохару понимал, что в жизни как-то оно не все так просто. Все же столько лет дружбы так просто в любовь не переходят. Да и сам китаец так редко тянулся к нему - а может, и не надо оно вовсе?
"Бред..."
Мотор взятой напрокат машины неприятно гудел, но Рей уверенно вел эту почти развалюшку по уже загородней дороге. В этом году было много снега, и он не удивился бы, узнав что сегодня нелетная погода. А вообще, вроде как праздник. Так что горячие источники будут самым хорошим выходом. Выпивка, поговорят наконец-то не торопясь никуда. Когда в последний раз они действительно говорили всю ночь? В последнее время навалилось много дел и не до того было. Да и стал ощущать как-то Рей порой наедине с другом какую-то странную неловкость.
"Детский сад..."
- Как думаешь, если двое мужчин снимут номер на двоих - это будет слишком удивительно, или эти тетеньки ко всему привыкли?
Именно так. Номер им нужен теперь не просто с двумя спальными местами, а именно - на двоих, и это стало даже как-то... словно естественным? Прекрасно знать, что до этого даже не говорил, куда ехали они. А теперь по контексту китаец догадаться должен. Это было как-то тепло все. И все же жутко непривычно, до такого, что Рей даже слегка занервничал, пусть незаметно для окружающих, но вполне ощутимо для себя самого.
Мотор стих, а Рей неторопясь закурил, зябко поднимая воротник куртки и глядя на фонари возле входа в небольшую гостиница.
- Источники - величайшее изобретение природы... - все же выползти на улицу, дождаться китайца и поймал его ладонь, ведя по незнакомому для того пути. - Но сегодня тепло. Давно такой зимы у нас не было, да?
Это "у нас" даже самому каким-то теперь двусмысленным показалось, Акенохару только губу прикусил, стараясь не задумываться.
"Я что, стал робким? С какого хрена, хотел бы я знать?"
Только вот ответа он пока не знал. Так что оставалось идти прямиком к хозяйке чтобы снять все же номер. Окунуться в воду казалось все более и более удачной идеей. По крайней мере, так можно будет собрать в кучу мысли.

- Знали бы они, что мы воротим миллионами, нэ?
Усмехнуться, как-то горько слишком, сжимая в зубах сигарету перед тем, как выкинуть ее в снег. Все же сложись его судьба чуть по-другому – стал бы он торговать наркотой? Да, определенно радовало, что с каждым проданным граммом герроина его в Японии становится меньше, и травить проклятый гайджинов было даже не жалко, но и среди них попадались стоящие. Например, тот же любимчик Мао, этот долбаный французишка. Как ни крути, а будет жаль, если он от наркоты загнется.
«Пора прекращать это все… к черту. Я отдыхаю».
Все же мыслей было слишком много, и пальцы Бейлуна в ладони отнюдь не добавляли им ясности. Наоборот, даже как-то – сжать чуть крепче, сплетая и не отпуская до тех пор, пока не потребовалось доставать бумажник. Молча добавить лишнюю купюру, хозяйка окинула их двоих другим, более заинтересованным взглядом и молча так же кивнула. Поняла, умница, провела в самую дальнюю комнату видать в этот отельчике. Отвела, пообещала занести закусок и предложила пока принять душ и переодеться.
А то без нее бы не догадались.
- Теплая…
Повторить как-то тихо, слово они разговора и не прекращали, стягивая наконец-то надоевшую за день куртку и разматывая шарф. Разглядывая интерьер – уютно было, и без всяких американских штучек. Это радовало глаз, а вот Мао…
«Все же жаль порой, что ты слеп…»
Сдержать вздох, оборачиваясь к другу и обнаруживая, что они как-то до сих слишком близко стоят, даже полушага до него нет. Протянуть руки, стягивая куртку и с друга – или не с друга все же?
Друзья ведь не целуются, а если и да – то по большой пьянке, но Мао явно был не такой человек. Он вообще старался словно избегать или как-то… не особо одобрял его гулянки. Наверное, дело было в ревности – но такой вариант пришел к Рейджи только сейчас, раньше он списывал это все на сдержанность и серьезность. А сейчас…
Сейчас было даже как-то неловко вот так молчать. Непривычная робость, а может просто незнание, что ему можно, а что нет убивали. Поцелуи…
Больше ведь китаец и не лез никогда? Да, возможно Рей и сам не отличался инициативой, но он всегда был такой. Обычно партнеры сами лезли вперед, даже та, что была ему женой – и так проявляла в их отношениях больше инициативы и никогда не требовала ее от него. Все же японские женщины – смелые личности, а тут…
Понимая, что молчание затянуло Рей просто молча наклонился, касаясь мягко губами щеки и отходя к двери на источники, стягивая по дороге с себя вещи и беспардонно просто оставляя их дорожкой по тому маршруту, как он шел. Хорошо, что Мао не может видеть того, как кончики ушей явственно покраснели. Это было просто замечательно.
- Красиво…
Слово вырвалось прежде, чем Акенохару смог его поймать, но глаза смотрели в такое родное небо, улавливая знакомые созвездия и откровенно этому радуясь. Все же было прохладно чуть, с расстегнутой рубашкой и без носков, но мужчина даже не морщился, а просто смотрел в небо, впитывая в себя этот легкий серебристый свет. Здесь всегда так резко темнело…
Тут всегда так красиво восходило солнце.
- Бэй, наверное, даже если брать за правду теорию, что Земля – это Ад, то и тут можно найти райские уголки… и это прекрасно…
Все же особенностью их общения было то, что любая фраза, которую он говорил, была словно продолжение разговора, и не важно, сколько прошло времени между фразой прошлой и этой. Минута, две, день – все же было ощущение, что они никогда не говорили друг другу «пока». Он даже не напрягал память, чтобы вспомнить, когда в последний раз говорил Бэйлуну «Охайе». Потому что точно знал – никогда не говорил. И не собирался. Зачем? Ведь он всегда рядом, и это невозможно изменить…
Этого не изменила даже смерть и пожар. А значит глупостями заниматься не надо. Только обернулся, сложив руки на груди и опираясь спиной на дверь в сад, глядя на китайца с легкой и неосознанно более ласковой, чем обычно, улыбкой, ловя себя на том, что действительно любуется этим мужчиной. Каким бы он не был.
«Я с ума сошел, не иначе…»
- Тебе помочь с юкатой? Или их потом?
Почему-то безумно хотелось скинуть с себя этим американские тряпки и одеть что-то такое, в чем они здесь не будут инородными. Но можно не торопится. Хоть всю неделю тут провести. И это было…
Тепло. Ровно так, как эта зима.
«Ровно так, как его руки…»

Тепло. Именно то, что можно ощущать телом, душой, что может быть только с тем человеком, которого можно считать поистине «своим».
Видеть его, чувствовать, как с каждой секундой погрязаешь в этом все глубже. Слышать слова – и молча улыбаться. Не важно, сколько времени пройдет между фразами. Секунда, минута, час, день – какое это имеет значение, когда у них есть маленькая, но все же – вечность? То время, когда они рядом и вместе. Ни к чему торопиться. Они будут еще долго, и пусть даже они умрут завтра – но попадут на тот  свет вместе. Рей не знал жизни без своего китайца.
И даже думать не хотел, что за жизнь бы у того была без него. Более счастливая? Может быть. Но Рей есть, он здесь, и сейчас он совершенно неосознанно тянется рукой к руке прежде, чем сделать шаг. Рука Бэйлуна, всё его существо, все его жесты и мимика, его фразы – чуть жестковатые, словно время подсушило их обоих, делая более грубыми, более жестокими к окружающим. Его голос – хриплый, но какой же он мог быть нежный. Пусть это было только между ними, но все же…
Нет, не «пусть». Это «было» только между ними, только для Рейджи, и японец делает шаг, оказываясь почти вплотную, пальцы скользят по пуговицам его рубашки. Да, он обещал помочь только с юкатой, но черт побери – кто мешает ему помочь вообще во всем?
- Бэй, ты…
Дверь открылась – и Рей откровенно вздрогнул. Нет, он не отвел взгляда от лица китайца, он даже пальцев с его воротника не убрал. Только вот хозяйка гостиницы сочла за лучшее оставить закуски и выпивку и поспешно уйти. Нет, она что-то спрашивала, но взгляд Рея, один единственный и короткий, заставил ее уйти как можно быстрее. А что же мужчина?
Желание, быть ближе и пропитаться его теплом, стать кем-то, без кого он действительно не сможет. Убрать эту его скованность и неуверенность, он слишком долго его знал, чтобы не заметить. Да, он не заметил его влюбленности – но не замечал ли?
Было действительно страшно менять все так резко, именно сейчас. Но дом успокаивал, Япония дарила какое-то подобие порядка в мыслях. Только вот это не умоляло того, что сейчас мужчине хотелось буквально выть от распирающих его чувств. В любой другой день он бы просто взял гитару, однако…
- Ты…
Облизнуть губы, и, как только за женщиной, такой лишней в этой комнате, захлопнулась дверь, руки мужчины сомкнулись за спиной китайца, прижимая его к себе, чуть порывисто и, возможно, чуть сильнее, чем нужно было бы, но – как же хотелось!...
Чувствовать его и видеть, и как-то больно было от того, что Бэй не может того же самого. Не видит всего того, что Рей хотел бы ему показать, он может слышать – и Рей пытается рассказать ему музыкой… это все, на что он способен. Он не умеет писать стихов, он даже не великий прозаик. Он даже хокку сложить вряд ли сможет – и сейчас он даже не пытался подобрать слова. Он помнил, что хотел спросить, но это подождет, ровно до того момента, как он поверит, что все действительно взаправду, что они в родном городе, что за окнами припорошенные снегом вишни, что сердце бьется, словно загнанная в силок птаха, а сам он готов грузно осесть на пол от одного страха со смесью смущения, которых не чувствовал уже очень, очень давно…
- В душ?
«Не хочешь?»
Договорить пол фразы, а зачем же больше? Губы касаются скулы, а Рейджи совсем немного ослабляет хватку, высвобождая руки китайца из объятияй. Как было – так и обнял, но хотелось ближе, хотелось чувствовать и его объятиях, его прикосновения – кажется, он совершенно сошел с ума, так желать друга, которого знал, кажется, чуть больше времени, чем всю свою жизнь.
Человек, который был рядом с ним всегда. Счастье ли было, смерть или…
Возрождение. Касаясь губами губ и все же решительно, насколько это возможно, потянуть с него рубашку, прикрывая на момент глаза и стараясь успокоится. Они успеют многое за сегодня.
«Ты действительно делаешь мой Рай, Бэй…»
- Кажется, я не хочу просыпаться…
Шепнуть прежде, чем поймать мысль, но совершенно не беспокоится по этому поводу. Бэйлун и сам так думает, а если не так – то где-то около. Этот снежный сон будет у них двоих, только для них и Рей, кажется, все же немного, но стал понимать себя. Скользя пальцами по шрамам на груди, задумчиво и неторопливо, не задумываясь о последствиях прикосновений.
Думать и так есть о чем, но уже ничего не хочется. Во сне ведь и не надо думать, правда?
Осталось дело малое – проснуться вместе. С одним вздохом, с одной улыбкой и одним словом на губах. Словом, которые оба так боялись раньше. И как же жаждали сейчас…

Чувствовать его прикосновения, знать, что сейчас и сам на себя не похож, и не знать, хорошо это или плохо – что Мао этого не видит. Хотя, что значит зрение сейчас?
Ловить дрожь, слышать дыхание и понимать, наконец, что же между ними было не так и почему теперь наедине с Бэйлуном он чувствовал себя все так же спокойно и уютно, но вместе с тем – как-то словно робость брала верх над мужчиной, и ничего поделать с этим он не мог. Он просто не помнил, чтобы китаец показывал ему такие эмоции, даже если он их испытывал всю свою жизнь – боги, да каким же Рей в действительности был подонком, что не замечал этого раньше!
Хотелось быть единственным теперь для него, и точно знал Рейджи, что так оно и есть. Только вот реальности происходящему это не добавляло, да и реакции китайца…
Ощущение, что обнимаешь вроде и старого друга, и в то же время – совершенно другого человека. Он лишь один раз видел его в состоянии, до которого они уже два месяца так и не могли снова прийти. Но хотелось, чтобы не было больше преград в виде гипса, бинтов, недомолвок, да только…
- Оно уже... наше...
Действительно страшно, и вместе с тем так тепло, что с губ японца практически не сходит пусть легкая и почти незаметная, но определенно нежная улыбка. Мао почувствует ее – через поцелуи, через то, как рассеянно и мягко перебирают кончики пальцев волосы китайца, как руки сами по себе притягивают его максимально близко – и вместе с тем хочется сбежать от всего этого. Слишком жарко и слишком… долго не было так близко, чтобы тело не реагировало. Выдохнуть в губы, как-то немного хрипло, чуть расслабляя объятия и касаясь губами лба. Все это было настолько воздушно и как-то непривычно, что Рей просто не мог успевать за желаниями тела. Поэтому рука ловит руку китайца, а японец отступает в сторону, утягивая за собой и доводя таки друга (или все же не друга? Но ведь другом он быть не переставал…) до душа, чуть подталкивая в комнату и осматриваясь по сторонам.
- Направо тебе…
Шепнуть, привычно объясняя незнакомую обстановку, чуть-чуть описать, что там именно направо и куда что повернуть – он бы мог и помочь ему, конечно, только вот это действительно будет уже слишком для Рейджи. Хватает того, что он не сдержался и коснулся губами шеи за ухом китайца, обжигая дыханием и чуть ли не самому вздрогнуть от такого – все же, слишком это приятно. Слишком притягивает взгляд, и слишком хочется чего-то… большего? Чуть сжать плечи Мао, выдыхая и молча шлепнуть легко ладонью по мягкому месту, подталкивая в нужную сторону, прежде чем окончательно отойти и закрыть за собой дверь.
Закрыть только для того, чтобы с тихим выдохом привалиться к косяку и сползти вниз, зарывшись пальцами в волосы и стараясь успокоить слишком быстро бьющееся сердце. Действительно было сумасшествием – так желать того, с кем чуть ли не постель делил всю жизнь, с тем, кто, в конце концов, поздравлял его с женитьбой, и кто пытался ценой своей жизни спасти то, что было Рею дорогу. Спасти то, что стало золой, то, что никогда не вернуть – были люди и рассыпались пылью, оставив их двоих на грани жизни и смерти. Действительно выкарабкаться один он бы не смог. Но рядом ведь был тот, чье тело сейчас возбуждает фантазии похлеще, чем были в юношеском возрасте. Облизнуть отчего-то ставшие сухими губы, наконец находя силы подняться и снова отойти к выходу на задний двор, разглядывая звезды и прислушиваясь ко всему, что происходит вокруг. Поистине трудно понять себя – и так странно ловить себя, что прошлое не вызывает ничего, кроме чуть грустной, но определенно точно почти равнодушной улыбки. Его волнует только то, что было раньше самым важным – китаец и музыка. Кажется, они действительно оба впали в детство. Хотелось окунуться в теплую воду и окончательно распрощаться с болью – но с пылью дороги на теле этого лучше не делать. Пусть зимой и нет пыли, они определенно были не самыми лучшими людьми, кто мог бы так просто наслаждаться красотами природы. Но у всех есть право начать все заново.
Или найти, наконец, то, что искали всю жизнь.
Закурить дрожащими руками, выдыхая безвкусный сегодня дым и прикрывая глаза. Так странно - сегодня так много звуков, и одновременно - так тихо и спокойно. Действительно тепло... И удивительно.

Сигарета медленно тлела, на чуть прохладном воздухе, идущим с улице, из дыма складывались причудливые узоры, словно показывая картинки из прошлого. Рей присел на порог, спуская ноги на улицу и разглядывая серые призрачные образы, словно застывая окончательно статуей, просто думая – и одновременно не задумываясь ни о чем. Прошлое, настоящее, будущее. Все постепенно казалось более логичным и правильным, все было таким мягким и одновременно прохладным. Прошлое колким снегом ложилось на воспоминания, издали все казалось теперь таким искристо-красивым, а на самом деле – была только боль. Раскаленная от своего льда – и только единственный человек держал его от того, чтобы тонкое лезвие не прошлось по венам.
Дышать, коротко и не глубоко, почти бесшумно, прикрывая глаза – и понимая, что в голове постепенно становится пусто. Настолько, насколько это возможно – просто отпустить действительно все, что есть, и понять – а чего же он, собственно, хочет?
Только вот течь по этому течению спокойствия ему долго не дали. Голос за спиной заставил вздрогнуть и улыбнуться, поворачиваясь и разглядывая в неярком освещении комнаты силуэт китайца. Все же хорошо, что свет был приглушен – так и вид красивее, и словно – сказочней. Связь с реальностью окончательно терялась, Рей тихо выдохнул, вставая и тихими шагами, которые слепой наверняка услышит, подходя к старому другу. Или не другу. Сколько же раз он будет себя исправлять, пока не выберет слово, точно определяющее их отношения?
- Бэй, не смей меня соблазнять раньше времени.
Шепнуть с улыбкой, забирая из рук китайца пояс, даже не зная, удивляться уже или нет тому, как хочется прикоснуться к коже и почувствовать это тепло. Он действительно чувствовал этот жар только однажды – и уже не мог обманывать себя в том, что он не хотел бы испытать это снова. О нет. Хотелось, и хотелось и больше, и чаще – да только вот что-то останавливало и заставляло предательски дрожать пальцы. Поправить половинки юкаты, обнимая талию – для того, чтобы обвязать поясом. Руки привычно вязали полоску ткани, а глаза скользили по телу и лицу, словно впитывая в себе какие-то неуловимые черточки, которые он никогда не замечал раньше. Когда в последний раз Бэйлун так дышал или улыбался? Был таким… нежным?
Сердце сбивалось с ритма, японец прикрыл глаза, прикусывая нижнюю губу и стараясь справиться с волнением. Все же это все было в диковинку, и даже с женой такого не было…
Вообще никогда. И это было действительно прекрасно.
- Я сейчас… если захочешь искупаться – аккуратнее, там каменные ступеньки, штуки три на вид, не поскользнись, пожалуйста.
Бормотнуть как-то совсем сторону, нехотя убирая руки от его талии, которые как-то сами по себе скользнули туда, как только закончили узел вязать. Хотелось бы снова коснуться губами губ – но это можно было оставить на потом. У них вся ночь впереди – а Рейджи пора было идти туда, откуда выскользнул Дракон.
Под воду, теплую, успокаивающую, глядя куда-то себе под ноги не видящим взором и думая. Все же было все так непривычно и странно, и самое поганое было то, что Рей терялся перед Бэйлуном. Просто не знал, как себя вести. О чем они говорили? Что делали раньше? Почему же молчать теперь так невыносимо, если не можешь коснуться, почему тело само неосознанно толкает к нему – и почему, черт возьми, он не замечал это раньше? Почему он не задумывался над тем, что спокойней спать на коленях китайца, чем в любом другом месте…
И почему же Бэй так боялся?...
Выдох, решительно закрывая воду и, небрежно вытерев волосы, закутаться в юкату, возвращаясь в комнату и находя взглядом своего Тигра.
Пора было что-то менять, сегодня точно. Хотелось – ближе и больше. Осталось только засунуть куда-то свою робость… да только – сложно. Потому что и Рей тоже боится, что где-то они обманулись…

Рей словно застыл весь, разглядывая лунные блики на воде, воспринимая легкий пар от горячей воды источника как нечто призрачное и какое-то абсолютно фантастическое. Ночь, источники, Мао и только рождество, так внезапно подкравшееся непонятно откуда, в целом обстановка говорила о многом…
Говорила о том, о чем им обоим было просто страшно думать. Нет, это не было противно, это было великолепно, словно сейчас было все то, чего ему не хватало всю жизнь. Именно это и пугало больше всего – а достоин ли он такой чести, а может ли он снова в полной мере наслаждаться кем-то, быть действительно единым целым, может, это все просто иллюзия, временное затишье перед тем, как судьба сучка снова нанесет свой удар по и так не самой целой психике Рея, забирая у него остатки того, что у него было дорогого?
«Ерунда какая…»
Пройти к столику, наклоняясь и собирая на поднос небольшой тарелку с роллами, пару рюмок, бутылку сакэ и, не удержавшись, все же опрокинуть одну в себя, прикрывая глаза и стараясь отпустить все мысли. Душ помог, это хорошо. А вот близость Мао, почему-то, волновала настолько, что впору было собирать вещи и бежать, бежать, куда только можно дальше…
Но Рейджи не убежит. Не от этого человека, не от того, к кому он приближается легкой походкой, устраиваясь у изголовья чуть сбоку от Бэйлуна, подцепляя палочками один ролл, точно зная, что приказал хозяйке принести именно унаги маки. Судя по виду и запаху, это они и были. И это хорошо – Мао точно будет доволен.
Сжать японскую вкусность губами, подцепляя пальцами подбородок китайца, склоняясь над ним и заставляя приподнять голову, подталкивая чуть языком ролл между его губами, касаясь их в легком поцелуе – и отстраняясь чуть, с улыбкой разглядывая его лицо, отпуская из пальцев и ведя подушечками по щеке, убирая с глаз влажную челку и понимая, насколько сильно же бьется сердце.
Ритм – нечеткий, но такой громкий, вдох дается легко – а вот выдохнуть уже невозможно. Рука скользит к шее, ниже, касаясь кожи груди, погружаясь под воду – максимально дотягиваясь до ребер, губы снова тянутся к губам…
Легкий всплеск, мужчина даже не обращает внимания на то, когда оказался в воде, как был, в юкате, не замечает, что с головой ушел под воду – есть значение только то, кого он обнимает и чьи губы касаются его губ. На ощупь обнять крепче, выныривая наконец, целуя – без остановок, беспорядочно, долго, жарко, почти до боли кусая, забывая дышать. Только чувствовать кожу, его тепло – боги, как же долго он хотел этого…
И как долго останавливал, считая, что все – ошибка, что невозможно, чтобы было так хорошо с ним. Нет, он всегда любил его, как друга ли, брата, нечто большее было в его чувствах – Рейджи окончательно запутался, но точно знал, что не хочет отпускать его.
Руки смыкаются на бедрах, а сам мужчина оказывается там, где за некоторое время сидел сам Мао. Обнять – как можно крепче, скользя губами по шее, обводя кончиком языка шрамы ниже ключиц, впитывая вкус и запах…
- С рождеством, Бэй…
Тихий выдох, с улыбкой в голосе, на губах – в глазах. Смотреть на китайца так, словно видел в первый раз всю его красоту, и одновременно – точно знать все его достоинства, благоразумно забывая про недостатки, которых, в принципе, было не так уж много…
Снова утопать в ощущениях, стоит только коснуться его новым поцелуем, забывая дышать, не видя, не слыша – только тепло, только желание, только…
Касаться тела кончиками пальцев, вода только усугубляет ощущения, и мокрая ткань странно липнет к телу, ничего не скрывая, но оставаясь последней преградой. С ней Рей ничего не будет делать – ведь для этого есть волшебные пальцы Мао.
А руки японца скользят по бедрам, животу, груди, сердце, кажется, окончательно сошло с ума – и мужчина пьян уже от одного этого. Пьян, но смелости это не прибавляет – но он закрывает глаза и только увереннее скользит лаской по его телу, впитывая дрожь, снова застывая статуей, только на этот раз от ощущений. Хочется запомнить, впитать это тепло каждой клеточкой тела, хочется просто остановить время, чтобы всегда было так тепло, так….
Страстно. Как поцелуи, которые японец щедро дарит китайцу. Жадность и похоть, помноженные на робость и неуверенность в том, что же он делает.
Но отступать уже поздно. Потому что если он не заберет его полностью – вдруг кто другой?...

Все же, было непривычно, ощущать Мао таким. Каким-то слишком взволнованным – хотя, Рейджи не мог не сказать то же самое и про себя. Руки чуть подрагивали, когда касались его кожи, губы не хотели отпускать поцелуи – и все тело, все существо словно сходило с ума. Или оно уже давно сошло, просто не давало себе воли…
Его дрожь, он чувствовал ее во всем – в прикосновениях, вздохах, в том, как Бэйлун вел себя, его голос – и свое собственное имя, полное, непривычное словно, заставившее вздрогнуть и лишь крепче прижать его к себе, снова целуя, сжимая в объятиях – и наконец-то заметить, что китаец выглядит заметно хрупко рядом с самим японцем. Чуть ниже, чуть уже в плечах, в талии, без лишних мышц. Гладкая кожа и изгибы тела, сводящие с ума – соблазнительно, настолько, что возбуждение накрывает с головой, заставляя как-то слишком резко и торопливо выбраться из мокрой ткани, помогая рукам китайца. Выбраться – только для того, чтобы застыть, словно задерживая дыхание и не в силах отвести от Мао взгляда.
- Мало… прошедшего времени…
Выдохнуть слишком хрипло и непривычно чувственно – о да, Рей не умел выражать словами то, что чувствовал, не владел интонациями – разве что в тех случаях, когда хотелось убить. Определенно, Бэйлун в таком состоянии творил с ним совершенно что-то невероятное. Только целовать, до потери пульса и дыхания, до полного головокружения, жарко, жадно, не отпуская от себя – и чувствуя, что китаец и сам не хочет отстраняться. Чувствовать полную отдачу – это ли не счастье? То самое чувство блаженства, эйфории, то, чего он никогда не чувствовал и вряд ли когда-нибудь будет без него. Без того, кто сейчас плавиться в руках, кто словно забирает себе всего японца, хотя – почему словно?
Просто отдавать все до конца, выдыхая в губы – и с нежной улыбкой коснуться губами венки за ухом, сжимая в объятиях и поглаживая спину, пытаясь унять его дрожь.
- Принадлежал… принадлежишь… и, мать твою, будешь моим всегда… только моим, Бэйлун…
Пусть слов грубы, излишне грубы, пусть Мао понял бы его и тогда, если бы он не произнес это вслух – это выше него. Хотелось всего, много, сразу, жадно, ненасытно – но дрожь…
Не отступала. Как же хотелось, чтобы они оба были спокойны! Нет, не так спокойны, когда все без разницы…
Наверное, хотелось просто размеренно и неторопливо насладиться им, впитать в себя его запах, его голос, касаться везде – давая ту нежность, которая таиться в глазах, и которую китаец не может увидеть. Руки скользят по бокам, по груди, сжимая  в ладонях пальцы – и касаясь кончиков губами. Не отстраняя его, нет, просто…
Губы скользя дальше, к венкам на внутренней стороне кисти, ниже, обводя тонкие голубые полосы, которые виднелись из-под светлой кожи, еще выше – к плечам, выдыхая хрипло – и понимая, что свое же тело и выдает все его волнение. Слишком трясутся пальцы, да и губы слишком часто пересыхают, дыхание перехватывает, а сердце…
Кажется, оно просто сошло с ума вместе с затуманенным сознанием. Жарко, и при этом – словно замораживает изнутри… не то чтобы страх. Нет, все же хочется касаться просто его везде и так, чтобы им ничего не мешало. Не отвлекаться на воспоминания, забыть, что они когда не были одним целым, просто действительно быть влюбленной парой идиотов, переставая бояться друг друга – и прежде всего, самих себя.
Поцелуй – легкий, но жаркий, чуть повернуться, тянясь за рюмками, плеская в обе неопределенное количество сакэ – и поднося к пальцам Бэйлуна одну из хрупких посудин. Коснуться фарфорового бока своей рюмкой, отпивая одним глотком – и снова касаясь губ губами, мягко, нежно.
Слишком непривычно, чтобы заставить себя успокоиться. Слишком желанно, чтобы отказаться. Только вот руки снова касаются его тела, скользя по коже. Он же поймет его без слов…
Он узнает сам, что Рейджи не хочет торопиться. Но не потому, что не уверен.
Потому что просто хочет… насладиться?
- Kimi wo aishiteru…*
Выдохнуть тихо, снова замирая на момент, только пальцы касаются его щеки, а сам Рей прислушивается к себе. Все это слишком сложно понять, но и так легко одновременно. Приятно и…
Он знает, что это не ложь.
А что не ложь – сном быть уже не может…

*перевод… три волшебных слова, о да.

Кажется, замерло все вокруг. Время, природа, люди, вечер – сам Рей. Двигались только первые снежинки начинающегося снегопада – какое же рождество без него?
Правильно – никакое… белые паутинки снега ложились на волосы и плечи, полу растаявшие от горячего пара. Не ощущать холода и видеть лишь красоту. Наверное, Рейджи действительно забыл, как дышать, он мог лишь чувствовать – поцелуи, его тепло, тело, прикосновения, привлекая вновь к себе, просто словно впитывая мгновение и то, что он дарил ему. Те ощущения, которые могли исходить только от одного человека. Глаза закрыты  - Акенохару не надо смотреть, чтобы увидеть его. О да, он понимал теперь, почему Мао видел японца. Зачем им глаза, уши – когда они настолько близко, когда можно просто стать одним теплом, растекаясь друг в друге, словно расплавленный воск… нет, одним цветом они никогда не станут. Но они могут стать цельной, пусть и разноцветной, свечой, а огонек в них потухнет ровно тогда, когда воск придет в негодность…
Слишком алегорично? Зато это так, и Рей только и может, что снова и снова ловить губы, сжимая крепче в объятиях, словно замедляясь, продлевая момент. Стало заметно свежее вокруг, но внутри было тепло. Только зарыться носом в грудь китайца, некоторое время просто дышать его запахом, просто быть ближе, чем когда-либо. Чувствовать желание – и не идти на поводу, просто и размеренно заменяя страсть на нечто большее. Сегодня все будет совсем иначе, чем в первый раз.
Сегодня он хочет прочувствовать его до самого конца.
Легкое движение – провести пальцами по бокам, чуть отстраняя, улыбаясь – и делая то, что, возможно, в любой другой момент стоило бы ему жизни. Просто скользнуть рукой под бедра, второй обхватывая поперек груди, с легкостью, боги, с какой же легкостью поднимая его на руки и направляясь под белыми хлопьями в дом. Не холодно, несколько шагов, и опять с удивлением замечая – хрупкий. Нежный и чувствительный…
Такой, какого он себе Бэйлуна не представлял никогда. Душила злость, на самого себя, на весь мир – ведь кто-то мог видеть его раньше его именно таким. Прикасаться, чувствовать эти губы – кто-то, но не он, и это было все время, постоянно…
А он… а что он? Он не хотел этого видеть. И оставалось только кусать локти – и губы, опуская легкое тело на футон, нависая и снова целуя, снова и снова, бесконечно, до легкой боли в губах. Но невозможно не касаться губ. Невозможно просто не касаться его – сегодня, завтра…
Как наркотик, даже хуже него. Или все же лучше?
По крайней мере, ломка будет не хуже уже – если без. Даже сильнее, потому что это тепло было всю жизнь, пусть немного не такое, пусть не такое… горячее?
Страстное и терпко-сладкое, такое непривычное. Скользить руками по телу, задевая кончиками пальцев, впитывая в себя реакции, не узнавая – не его, не себя. Целую жизнь они были рядом.
Целую жизнь он не знал его до конца. Хотелось знать о его теле – больше, жадно, словно глотка воды в пустыне не хватало ему этого знания. Просто – спрашивать его тело, касаясь, целуя, скользя губами по шрамам, пытаясь собрать всю боль, которая была по его вине…
Вина. Связующая их покрепче любой веревки. Только вместе с болью были чувства. Те, что уже оговорены вслух. Те, которые заставляли сердце замирать и выскакивать из груди одновременно.
Поднять глаза – хотелось бы поймать его взгляд, но губы ловят биение сердца на груди – и нет ничего, что заменит это. Просто стать действительно близкими. Взять все себе настолько, насколько отдаешь сам…
Незаметно для себя. Но как же горячо…

Трепет тела, дыхание, тепло, мысли, чувства – все в один клубок, такой яркий, такой сладкий, и такой горький – лишь ощущениями, лишь тем, что он так близко. Просто ощущать себя его болью, быть ей – и не в силах ничего изменить. Единственное что Рей сейчас может – обнять крепче, целуя жарче, пусть движения уже не ленивы, как раньше, ласкать, настойчиво и чувственно, скользя ладонями по бокам, к животу – ниже, срывая хриплые вздохи и стоны, дышать через силу самому…
Сколько у них было секретов друг от друга? Сколько тайн, сколько мыслей, сколько лет это все длилось – почему они были так близки, почему он не знал, почему не хотел замечать, сколько…
Он потерял…
- Только мой….
Вторить шепотом, хриплым и страстным, слишком влажным, чтобы быть привычным. Его тело – такое желанное, такое теплое и податливое. Только он, и никто больше, не вызывал такой нежности. Харука?...
Она была так похожа. До боли, до слез в уголках глаз, до полного опустошения в глазах и дикой боли в груди, именно так было, когда она ушла. Она была… заменой?
Наверное. Только как же Рейджи ошибался, когда пытался переступить себя, уговаривая, что вот оно – его счастье, его ребенок, его любимая женщина – как же глупость!
Только Он. Только его руки, его губы, его дыхание, его сладость и их общая боль. Скользя губами по шрамам, ниже, знать каждую клеточку, каждый изгиб, знать все про него. Страсть, обжигающая, пьянящая, просто закрыть глаза и отдаться полностью, вбирая в себя жар его тела, даря то, чего он заслуживал.
Нет больше пустоты, нет больше ничего – только тягучая страсть, сладость, да, сладко…
Слишком терпко, словно мед, до боли где-то в груди. Слишком жарко, чтобы останавливать движение, ласку, телу хочется, больше всего, что было в его жизни. Только касаться, только дарить удовольствие, зная, что хочется больше – но как же больно…
Просто от того, что замирает сам китаец, от того, что где-то на грани сознания ощущается его боль. Он всегда будет с ним, был и будет – но как же, черт побери, они были далеко друг от друга на самом деле до этого!
Только познавая влажную страсть со вкусом его тела Рей понимал, что был никем иным, как чужим. Знать больше, знать все до конца, до малейшего шрама на его теле, просто узнать все, что было вне того времени, когда Бэйлун был с ним. Глухая боль отзывалась в груди, заставляя течь по щекам соленым и скупым дорожкам.
- Прости, Бэй…
Поднять взгляд, приподнимаясь и усаживаясь на пятки, резко притягивая ближе и снова целуя, до боли, до жара, обжигающего легкие отсутствием кислорода. Что он знал он нем?
Что, черт побери, китаец рассказывал о себе? Всегда сильный и спокойный, такой нежный сейчас, чувствовать его кожу без лишних преград. Ни бинтов, не одежды, да и самой кожи, кажется, нет. Касаться чем-то большим, чувствовать его душу своей, просто сжимая крепче в объятиях, с хриплым стоном, жаркими поцелуями, не в силах понять, что именно творится внутри и за что именно он извиняется.
Он должен. Узнать все до конца, просто знать все, что Бэйлун не говорил ему раньше, просто знать то, что всегда знали окружающие, наверстать то время, когда он действительно не был рядом тогда, когда был нужен.
Больно. Сладко, до умопомрачения, держать в телах непривычно хрупкого Тигра, держать – действительно в руках, близко к себе, как никогда.
- Прости меня, Бэйлун… Мой Бэй…
Шептать через выдохи, сжимая пальцы на крепких округлостях бедер. Хочется. Как же хочется большего, но Рей просто не в силах перестать целовать его губы, не в силах выпустить из объятий, не в силах… решится…
Боль затихала, сменяясь нежностью, ками-сама, какой же невообразимой нежностью. Подготовить тело – так просто, так неторопливо, нежно и уже улыбаясь в его губы. Он станет не просто всем.
Он станет чем-то большим. Он сделает все, чтобы китаец расслабился рядом с ним и не вел себя так, словно боялся, что сон растает. Он будет жить во сне, если это он…
Он превратит его в реальность. Для своего китайца. Для своего любимого.

Можно знать человека всю жизнь, тратить многие часы на общение, можно составлять по памяти его биографию и точно быть уверенным, что не пропустил не одного момента. Когда же между ними была такая близость?
Ведь чем дальше, тем больше он улавливал в старом друге, которого и любовником-то не назвать, просто потому что слово не отражает всех эмоций, который испытывал Рейджи, когда обнимал своего китайца, незнакомые черты в ком-то настолько близком…
Это кружило голову, заставляя откровенно экспериментировать с ощущениями, зная, что будет в новинку, но как же сладко.
Нет большей сладости  - познать всей радости. Его тело, прикосновения, дыхание, стоны – все, что он давал ему, его слова, поцелуи, дрожь тела – и нет больше мыслей, нет ничего, хоть отдаленно напоминающее прежнего Рейджи.
Нет большей радости – познать все сладости… сжимать лишь крепче, растворяясь в ощущениях, лаская – до одури, до странного желания – слышать его желания, видеть их было мало – хотелось больше, всего, тонуть в нем – все глубже, увязая в топленной карамели объятий, ощущая все так остро. Терпкие – его поцелуи, обжигает – его дыхание.
Одно его присутствием заставляет сходить с ума, пробуждает желание – сделать его окончательно своим. Лаская, дразня, скользя губами ниже по телу, каждый миллиметр, каждый изгиб – разве мог он раньше похвастать перед самим собой всем этим, что имел сейчас?
Ощущать так странно после всей их жизни нежную кожу кончиками пальцев, губами, ниже поцелуями, ниже – лаская там, где тело требует ласки, языком, губами…
Ощущать его вкус, быть опьяненным им, не торопиться – и ками-сама, каких же усилий стоило делать все действительно так, как нужно!
Но хотелось дарить нежность. Так странно для огрубевшего Рейджи, так странно для спокойного Бэйлуна. Не быть собой, и одновременно – быть именно теми друг для друга, каких больше никому не покажешь, даже зеркалу – и то страшно иной раз. Но он не мог по-другому, только не с ним – только не с тем, кто так жарок под японцем, только не с тем, кто не смотря на свое положение всегда был с ним на равных.
Дразнить – жарче, ласкать – глубже, вбирая больше, изнывая от ноющего ощущения в груди. Действительно так странно – держать в руках и словно бояться, что еще момент – и это тепло потеряется, уйдет, покажется сном, просто – раствориться, исчезнет пеплом в огне, таком ненавистном красном – цвете крови и страха, цвете боли…
Но Бэйлун всегда был белым. Ярким, светлым, теплым, не цветом больничной палаты – именно светом, белый везде. В имени, снаружи, внутри  - и стоит чуть-чуть усилить ласки и это будет видно.*
Только чувствовать его. Хотеть большего – но с улыбкой широкой и не менее блаженной, чему самого Тигра, только лишь позволять ласкать.
«Скажи…»
- …Бэй…
«Что ты хочешь…»
Нечестно? Возможно. Но так сладко, так горько, так... сильно... что действия и желания уже не идут от разума. Теперь всем правит тело и сердце, и Рей знал, что сейчас так сладко именно поэтому. От тела и сердца Бэйлуна - и никак иначе.
- Не... отпущу...
«Действительно - никогда...»

прости, не сдержался...)*

Захлебываться в ощущениях, задыхаться просто от того, что чувствуешь его тепло… чувствовать легкую боль от прикосновений, такую странно-сладкую. Такую не важную сейчас. Быть только ближе, максимально, быть всем для него – и оставаться рядом столько, сколько нужно.
Столько, сколько жизненно необходимо им обоим.
Потянуться в сторону, так пьяно, не от сакэ – от его тела, так неуклюже, роняя рюмки, цепляя со стола вторую бутылку – делая глоток, но не проглатывая, отставляя в сторону…
Потянуть – переворачивая, его тело… сегодня он узнает все до конца, все его черточки, все его чувствительные места. Он будет просто неторопливо ласкать спину, спуская с губ дорожки алкоголя, слизывая кончиком языка, снова – новый глоток, на кожу – собрать губами…
От загривка до лопаток, ниже, каждый миллиметр его кожи важен. Каждый он не обделит вниманием, жарче, как же тяжело дышать…
Рвано, шумно, но все же хватать воздух, лаская тонкую сетку шрамов, блуждая по линиям, оставленным когда-то кнутом…
Кожа – так странно нежная до сих пор, словно и нет шрамов, нет ничего, что было до этого. Только чувствовать все еще глубже, задыхаясь от жара, дышать – так трудно, так ненужно, когда он рядом…
Только чувствовать его телом, его тело, его чувства, его голос, быть его глазами – ощущениями, быть просто всем… Рей стал слишком жадным до своего китайца. Быть его миром?
Он станет постепенно вселенной. Только потом, сейчас же намного важнее добраться языком до самого чувствительного местечка между бедер, новая дорожка сакэ – новое прикосновения языка, разглаживая кожу всей плоскостью, проникая в его тело, глубже, пока только лаской, выдыхая – жарко, опаляя дыханием кожу, двигать кончиком языка быстрее…
Глубже, даже такая глупость заводит так, что впору выть в голос. Пальцы следуют за языком, еще глубже, еще быстрее, сходя с ума только от этого, хочется больше, боги, как же хочется!
- Бэйлун…
Хриплый выдох, Рейджи не уверен, что говорит вслух, но все же… подняться поцелуями по спине выше, прижимаясь горячими губами к бабочке за ухом, выдыхая – и снова вдыхая его запах. Алкоголь, тонкий аромат мыла, шампуня – его тела, терпко-нежный запах, горечь сладости…
- Хочу тебя, Бэй…
Шептать – жарко, лаская все уверенней, все глубже, да, хочется большего – но хочется слов…
Пусть тело изнывает от желания, пусть он чувствует его всего, всего до последней струнки души, он видит, слышит, осязает, дааа, он одно целое с ним, и все же…
Слова ласкают слух, они дают уверенность в чувствах. Просто слово… может два…
И все станет еще жарче…
- Безумно, Бэй…

Быть с кем-то настолько чувственным, настолько нежным, настолько действительно… влюбленным?
Сейчас в Рейджи было столько чувств одновременно, что мужчина просто не знал, как их высказать, как показать все, что он хотел бы показать, как описать ему, как сделать так, чтобы чувства смешались с его ощущениями, как сделать так, чтобы оба просто утонули друг в друге…
И в то же время – Рей понимал, что ничего особого делать и не надо. Только ласка тела сводила с ума, жар и запах его кожи, отдача, с которой Мао отвечал на его движения. Все это сплеталось в такой тугой комок возбуждения и чего-то еще, с привкусом горькой сладости, что казалось – можно умереть прямо сейчас, в эту минуту, будучи сплетенным с этим мужчиной в одно целое. Просто быть действительно чем-то единым…
Просто быть рядом. И слышать свое имя на его устах…
И срываться с любых цепей, выпуская наружу того Рейджи, которого действительно не знал никто, кроме этого китайца.
- Бэй...лун…
Неприкрытые страсть и желание – а от кого, собственно, им прятаться? Друг от друга? Смешно… сейчас есть только Он и никто боле, только тот, кто так сладко трепещет под самим японцем, тот, кто ТАК называет его по имени, тот единственный, кому вообще положено было бы звать его именно так…
Движение – переворачивая на спину, пусть быстро, пусть резко, только уже невозможно быть в такой дали от его губ. Целовать – до хрипоты и нехватки кислорода, плеская не глядя новую порцию саке туда, по животу своему – вниз, не хочется боли, но терпеть?
Увольте. Движение – мягкое, но уверенное, с хриплым стоном овладеть им полностью. Зачем им слова? Он понимает его тело, чувствуя каждую клеточку, ощущая каждый вздох кожей. Запах алкоголя, тела, волос, снега – и рождества…
Быть только им и никем больше, быть с ним, быть целым. Двигаться глубже и постепенно чаще, не в силах остановиться, быть уже почти на грани – но двигаться, двигаться все резче и одновременно нежнее, сплетая пальцы, вжимая его ладони в подушки над головой – целуя, до головокружения, до потери пульса, просто отдавая любовь до последней капли…
Глядя и не узнавая, ни себя, ни его. Но так было даже лучше. Пусть прошлое развеется прахом по ветру. Сейчас у него есть Бэйлун, и остальное мало имеет значения.
- Kawaii desu…
Хриплым шепотом – в губы, улыбаясь, жмурясь и только глубже вбиваясь в тело. Правда…
Так мило. Так внезапно очаровательно вел себя китаец, и как, как можно было не замечать этого раньше? Но…
Все не важно. Потому что у них есть сейчас. Страстное и глубокое сейчас, доводящее до полной потери контроля. Только чувства…
Только поцелуи и жар его тела. Только – они…