Сердце билось на удивление ровно и четко, слишком четко, чтобы его игнорировать. Оно отдавалось в ребрах, пальцах, в висках, подчиняясь тиканью часов. Внутренние часы, которые слышал только Рейджи, и мог бы услышать Бэйлун, если бы была возможность держать его за руку. Тук-тук.
Тик-так. Время начало свой отчет, Рей. Ты же не думал, что можешь закончить свою жизнь счастливо?
Он ведь всего лишь поверил в чудо, только вот противный внутренний голос шептал, что все не так просто. Что так не может продолжаться вечно, и то, что у него снова было счастье в любви, означало лишь одно – он ее может снова потерять. Только на этот раз он сделает все, все что может – только лишь Мао остался живой. Желательно – не покалеченный.
Тик-так, мой милый мальчик, ты поверил в чудо, но чудес не бывает. Бывает лишь голый расчет, бывает лишь наблюдательность. Ты сам за себя, мой милый.
Ты – за тех, кого приручил.
- Мы и так в могиле.
Это даже не ирония – это констатация факта. С Мао они уже давно умерли, то, что они живут сейчас…
Да живут ли. Лишь последние полгода, год? Просто отчаянно находя нехватку тепла и нежности друг в друге, лелея какие-то свои мечты точно зная, что они никогда не исполнятся. Но ведь человек должен мечтать, чтобы существовать.
Только вот что делать, когда грань мечты спускается до простого «Дожить до завтра, и желательно – с Ним»?
Что делать, когда ничего не страшно. Нет, это не страх сейчас окутывает все существо Рейджи, а скорее безысходность. Он втянул во все это дерьмо тех, кто явно этого не заслуживает. Кажется, ему все же точно гореть в Аду.
А этим двоим точно нужны крылья, хотя бы за то, что они его терпели всю жизнь.
«Гляньте-ка, я что, уже прощаюсь с этим светом? Хрен вам, Господа хорошие. Я буду жить».
Усмешка снова появляется на губах, но как появляется – та же и исчезает. Да, не зря он заметил отсутствие заместителя, ведь если бы он был – он бы сидел сейчас на месте Мао. А в свете недавней фразы Кумиче так и вовсе бы они тут не сидели. Снова смерть, снова на их совести – но хуй вам Рейджи возьмет на себя то, что не совершал.
Нет, он не будет оправдываться. Его взгляд стал жестче и как-то словно жарче. Смотреть прямо в глаза, не вздрогнув даже от крика. Хотя не сказать, что он не удивился – видеть кумиче таким…
«И снова любовная драма, да?»
Только вот усмешки нет, только гулкая боль где-то в груди, и Рей сам не замечает, как позволяет этой боли проскользнуть во взгляде. Но он молчит, молчит до тех пор, пока машина не остановилась, и его не потянули наружу.
- Мне это не нужно, Акане-сама. Если бы я хотел убить - я бы приехал сам.
Чуть склонить голову, соболезнуя. Вслух он больше ничего не скажет по этому поводу, захотят проверить – так ради бога, он чист. Нет, он конечно найдет, кто воду мутит. Но в данном положении это явно затруднительно. Тем более что напрягало его это заведение, и если он правильно помнил…
- Твою ж…
Все же ругнуться, словно плевком в землю, оглядываясь и тут же получая чувствительный тычок в спину. Шикнуть на шестерку, идти вперед, хмуро глядя то на кумиче, то на Мао. То, что он сам может умереть быстро, он знает.
Каких богов молить, чтобы они не трогали китайца?
Тик-так, только теперь еще перемежающийся со стуком каблуков ботинок. Встать, чувствуя себя на эшафоте. Прицел пистолета почти не волнует до тех пор, пока точно такой же не оказывается возле виска китайца. Кулаки невольно сжались, и он почти сделал шаг – но пистолет за ухом Мао предупредительно щелкнул, давая понять, что курок взведен, остается только нажать…
Он отступил, не отводя взгляда от китайца. Все это ему нравилось меньше и меньше. И слова кумиче тоже не радовали. Точнее – приводили в бешенство.
«Выбирать?»
- Да какого хрена?!...
Выдохнуть, не громко, но совсем по-звериному, снова глядя на Мао. Верить в то, что Рейджи бы пустили драться самого, было пустой тратой мыслей и времени. Слишком хитер был Акане, слишком озлоблен на мужчин из-за пустых наговоров.
Боль – она была не только в груди, она, кажется, была везде. Выбирать…
Тут и выбирать-то было нечего, француз, которого чуть ли не пинками довели, уронили, но держать не стали, видимо решили, что никуда не денется. Тот и правда не денется, и выпускать его на арену означает лишь смерть для всех. Остается Бэйлун. Нет, Рейджи не сомневался в его бойцовских способностях, которые, кажется, даже улучшились после того, как тот ослеп. Но везде чувствовался подвох.
- Мне нужны гарантии, что вы нас действительно отпустите. Даже если не всех – хотя бы их.
Без гарантий не было смысла ждать чуда. Они умрут сейчас, или сначала будут потехой народу и умрут лишь потом. Лишние полчаса унижения…
Для чего?
Рей смотрит на китайца, больно и от того, что он не может прикоснуться. Он так близко – кажется, можно услышать его дыхание, но не дотянуться. Оружие все же напрягает, как же хотелось вывернуться и запихать дуло в глотку этому якудзе по самые гланды!...
Тик-так, мой милый мальчик, часы бегут, твои минуты сгорают. Ты не можешь больше думать – иначе откроется пол, и ты упадешь на острые шипы. Ты не умрешь сразу, ты будет постепенно сползать по ним, и они будут лишь глубже проникать в тело…
Свет – он впереди. Нужно сделать шаг. Нужно сделать выбор. Нужно сделать что-то, чтобы жизнь перестала быть черно-белой.
- Мао.
Произнести четко, прикрывая на миг глаза. Это трудно, это больно, и голос какой-то… грудной и слишком влажный, чтобы оставаться спокойным. Сердце больше не отмеряет ритм часов.
Оно лишь быстрее разгоняет кровь по венам. Рей натянут, словно струнка, каждая клетка его тела чувствует боль, каждая клетка знает, что он справится. Но как же, черт возьми, страшно.
«Стареешь, Рей…»
- Ты знаешь, Тигр.
Обратить к Мао, снова открывая глаза и глядя на друга. На любовника. На того, что дороже всех.
«Знаешь, что я люблю тебя».