>>> Где ток не были

- Еще десяток сантиметров отрастить волосы - и ты снова в меня влюбишься, Бэй-тян, нэ?
Рей посмеивался, разглядывая себя в зеркале и понимая, насколько же он соскучился по образам, которые они носили на сцене. Черная подводка, ровный тон кожи - и пусть небрежная, но укладка. Все же в повседневной жизни к волосам вообще не было внимания. И оброс-то потому что лень было идти стричься, и пусть сейчас Рики каким-то невероятным образом убедил мужчину "оформить этот хлам на вашей голове" и даже не умер при этом (хотя был близок), все равно ощущения были какие-то... абсолютно не передаваемые.
Гитара уже давно настроена, он уже полчаса как собран и готов порвать весь мир - но все равно. Слишком долго не было их на сцене, пусть зал и не был таким уж огромным - но и на что они могли претендовать? Но, кажется, проще было бы сыграть сразу на стадионе. Там больше вероятности, что успеешь если что убежать.
Хотя, с другой стороны... глядя на Мао Рей только улыбался, понимая, что уж они точно смогут сделать все. Теперь он играл не для того, чтобы красоваться и кадрить всех подряд, а для того, чтобы внезапная любовь всей его жизни чувствовал, что живее всех живых. И для того, чтобы видеть сейчас его таким воодушевленным...
Все же, нервотрепка последних месяцев стоила того.
- Хэй, Широ-семпаааай! - передразнивая Мелкое существо, которое буквально пять минут назад сверкало тут своими накрашенными фиолетовым губами, Рей подошел ближе к китайцу, изображая всем своим видом подобострастие. Еще бы. Он будет петь, так?
Тут и поддразнить себя и его не грех.
- А пожелайте мне удачи своим автографом в виде поцелуя?

- Мы один раз уже пробовали - и что-то кроме того, что у меня заболели щеки от ржача,ничего не было.
Все же… нет, ну каким же Рейджи был слепцом, а? Ну вот как, как он мог раньше просто отмахиваться от всей этой красоты, которая была у Мао, не замечая, не желая замечать, а если и замечал – одергивал себя, что нельзя, что не надо, что у них есть что-то намного более ценное, чем простая жажда, которая просыпается при его виде, что у них есть что-то…
Нет, тогда у них не было ничего, кроме самообмана. Все же пусть и совершенно жестокой дорогой, но они дошли до того, что у них было. И теперь, когда китаец так абсолютно собственнически хватался за рубашку, Рейджи чувствовал себя действительно умиротворенным и словно целостным. Правда это не мешало недовольно фырчать и довольно жестко, пусть и любя, сжать пальцы на заду мужчины.
- Вот и кто теперь твою помаду будет от меня отмывать?
И пусть он сам напрашивался, но поворчать – это святое. Рейджи только удобнее вторую руку на бедре Мао пристроил, прижимая ближе – и просто касаясь носом его щеки. Да, многого хотелось, но если они дадут себе волю – стилист их явно убьет. Впрочем, она всегда только грозилась…
Но а вдруг правда может?
- Нам пора…
Шепнуть тихо и хрипло, совершенно тепло, касаясь губами бабочки за ухом – и выпуская из объятий, решая, стоит ли стирать помаду, или уже пусть будет татуировкой? Подумал, все же стер. След остался, фанаты будут довольны – хотя все же за эту шалость Рей чувствительно ущипнул китайца за зад. Хотелось бы и за другие места тщательно подергать, нооо...
Но некогда было разводить романтику. Сердце отбивает действительно бешенный ритм, в гримерку заглянул Асахи – кивнуть ему с улыбкой, забирая гитару, сплетая пальцы с пальцами Бэйлуна и невольно затаив дыхание направиться туда, где горели софиты, где было безумно жарко, где хотелось быть столько лет…
Их место в этой жизни? Однозначно – именно там. И нигде больше.

Рики давно уже не испытывал такого волнения. Или верно сказать – никогда? Цепляясь до побелевших костяшек пальцев в пиджак Иссея, молчаливой и нервной улыбкой благодаря за то, что он все-таки пришел, не в силах ничего уже сказать. Он и так много болтал с утра, утрясал последние, как обычно в последний момент возникшие неприятности, прислушивался к тому, как постепенно заполняется зал…
Честно говоря, он не ожидал, что зал будет переполнен. А судя по проданным билетам, да и той кучки возле дверей, которым их не досталось – людей должно быть ой как много. Для этого зала. Для простого возвращения…
И что самое прискорбное – он-то первый пел. Он и пара ребят, ученики товарищей из группы Мао и Рея. Как-то так решили, что нефиг старичкам с самого начала зажигать, и Аки быстро нашел замену. Для разогрева.
И это было так волнительно, что француз просто не знал, куда девать руки, ноги, вообще всего себя. Волнение полностью перекрывало дыхание, и парень только и мог что стараться дышать, уткнувшись носом в плечо японца и отсчитывая минуты до начала. Скоро, совсем уже скоро…
Стоило пойти позвать Мао, но Рики как-то предполагал, что лучше их не трогать. А если и трогать – то пусть Тсунео или Асахи это делают. Их хоть не убьют, в случае чего.
- Ладно... в зал иди, да… я хочу, чтобы ты не пропустил ни минуты моего великолепия.
Выдавить сипло, но уже с улыбкой, касаясь губ японца губами и находя в себе силы отпустить его одежду. Все же пора было собраться в кучку, что Рики постепенно и делал. Улыбка становилась все более наглой, такой же, как поцелуй, который все-таки парень у Иссея украл. Украл – и скрылся за кулисами, проверяя последние мелочи и стараясь не забывать дышать. Вдох, еще вдох – шумно выдохнуть, чувствуя у себя на плече чью-то руку. Асахи, наверное, но проверять было уже некогда. Три секунды – и лучезарно улыбающийся француз уже на сцене. Чувствовать на себе взгляды, их так много, и так греет осознание того, что среди них есть действительно тот, что его любит…
Это придавало уверенности в том, что хотя бы один человек не уйдет и дослушает все это безобразие до конца. Ну. Один и еще десяток его якудзских «детишек»...
Не говорить ни слова. Только с появлением его на сцене сразу – музыка. Голос уже достаточно окреп и почти не срывается, просто петь, так и не посмев взять песню на японском -  но что мешает ему петь на английском? Петь и чувствовать, что незнакомые люди в зале на это мгновение действительно его принимают. Принимают – и начинают заражаться энергетикой и настроением.
И песня звучит все уверенней, музыка ни разу не срывается, музыканты наоборот – заводятся, включая импровизации, которые так легко поддержать. Все лучше, чем может.
Все так, как должно быть.
Песня, вторая – и после можно отдышаться, глядя в зал горящими глазами и понимая, что зал отвечает тем же. Но одновременно он понимает – ждали изначально отнюдь не его. Его приняли, но…
- Сегодня у нас великий праздник. Можно сказать, что День Рождения…
Перейти на японский, и, кажется, этим приятно удивив зал. Ну да, Рики старался, Томо наглухо вбил в его голову правильные интонации и оттенки. Спасибо ему. Правда. можно было по спине тогда ножнами катаны и не шлепать…
- День Возрождения. Многие долго носили в своих сердцах теплую любовь к тем, кто так внезапно исчез с горизонта, чьи песни были так живы – и живы до сих пор…
То и дело речь прерывалась – но что Рики мог поделать? Его самого переполняло чувство невероятного восторга, что уж говорить про тех, кто был сегодня в зале?
Как бы он чувствовал себя, если бы не имел отношения ко всему этому, и в один прекрасный момент узнал, что Мао снова поет? Да однозначно взял бы билет в Японию и был бы одним из тех, кто сейчас в зале.
«Интересно, познакомился бы я тогда с Иссеем?»
- Сегодня – день новых песен. День новых чувств и нового «Добрый вечер!». Но теперь без  тусклого «Прощай». Сегодня – день Возрождения. И для вас играют – Широи Акума!
Почти кричать, да, Мао бы убил за это, если бы он пел, но… толпа действительно не дает говорить. Но Рики улыбается, отходя в сторону. Он сделал что мог.
Теперь час для тех, кто действительно заслуживает быть сегодня на этой сцене.

Стоять за сценой и слушать последний повтор припева Рики, слушать и вдруг задумчиво отстраняться от собственной нервозности, оценивая его старания и отмечая про себя, что мальчишка-то все-таки заметно вырос. Нэ... да я, оказывается, еще и прирожденный сенсей. Усмехнувшись едва заметно, Мао почти сразу же нахмурился, слушая тот бред, который теперь нес француз. Ну хорошо, не бред, но определенно пафосную ересь, и даже то, что он говорил, было отчасти правдой, его это не спасало.
Но все же, когда мальчишка проскальзывал мимо, скрывая за кулисами, Широ успел его легко, но цепко поймать на несколько мгновений, прежде, чем отпустить и самому уже сделать последний шаг на сцену.
- Лучше, чем я ожидал. Напомни мне потом - у меня для тебя подарок. Заслужил, - выдохнуть, отпуская француза, и сжать напоследок пальцы Рея еще сильнее, почти болезненно. Никогда бы Мао не подумал, что когда-то так сильно будет бояться выходить на сцену. Но его гордость сейчас висела на волоске, да и тщеславие тоже чувствовало себя как-то не слишком уж комфортно.
Почувствовать яркий свет и безумно улыбнуться, чувствуя на себе сотни жаждущих взглядом и почти секунду борясь с желанием заткнуть уши от таких криков. Да, боль от шума никуда не делась ни через секунду, ни через две, ни даже через минуту. Она никуда не девалась, и Бэйлун начинал чувствовать себя балериной, каждый раз сбивающий ноги в кровь только ради того, чтобы танцевать и слышать одобрение публики.
Дойти до микрофона и замереть, впитывая крики и взгляды, почти прожигающие насквозь. Да уж, ощущение было непривычное, но китаец определенно был ему раз, гордость и тщеславие мурчали в унисон, и было уже почти плевать на сомнения. Он сможет. Да, голос не тот, но в нем все та же сила, та же страсть и те же бешеные эмоции, тщательно укутанные чеширской мягкостью.
Стоять и ждать, ждать и слушать вступление, горным ручьем набиравшее темп, силу и даже мощь, но длинное, дразняще длинное... Но сложно было сказать, кого именно они дразнят им - толпу или себя. Слушать и чувствовать...
- Okairi, Shiro-saaan!!! - а вот этого он не ожидал. Мужчина вздрогнул, слыша такой забытое и в то же время привычное приветствие из зала. Да, голос был слишком молодым, чтобы это была все та же Юми, пробивавшаяся на каждый концерт, не смотря на свою застенчивость в обычной жизни. Бэй и не помнил уже, с чего началась эта идиотская, но такая теплая традиция, но раз начавшись, ни один концерт не проходил без нее. Да, голос был слишком молодым, но... это означало, что его помнят не только те, кто был когда-то на его концертах... Может, это все-таки будет не такой уж и провал...
- Tadaima, nee-chan... - на рубах расплылась и удобно устроилась широкая, лукавая ухмылка, а по всему телу расплылась волной полнейшая уверенность в том, что он сможет повторить то, что делал в молодости, а может, даже увеличить эффект.
Стоило лишь раскрыть рот, как в зале наступила полнейшая тишина, не было слышно даже дыхания всех этих зрителей, явно затаивших дыхание, как и вся группа, как сам Широ...
Петь. Петь то, что никогда еще не пел перед публикой. Петь тем голосом, которого еще не слышала публика. Все с нового листа - провал, так тоже грандиозный. Да, на вторую половину концерта были запланированы старые песни, но Мао отказался наотрез петь их с самого начала - если уж его примут, то пусть принимают со всеми изменениями.
Он пел и только сам с безумной скоростью заводился от собственного пения, чувствуя, что интонации и переливчатые замысловатые модуляции звучат еще гуще и ярче, чем на всех репетициях. Шальная улыбка не сходила с губ, а глаза бы сверкали не хуже софитов, если бы могли. Он словно в полную силу распахнул давно затекшие крылья за своей спиной, и они взмахнули с еще большей уверенностью из-за долгого томления.
Его группа была его крыльями, они всегда были за его спиной, поддерживая и даря надежду, даже когда ее не было. Да, это Рей всегда больше всех бурчал и раздраженно скандалил, а Широ просто никто не мог противоречить, если он считал, что так будет лучше для их музыки, для них всех.
Парни были его крыльями, а Рейджи душой, так что теперь, здесь и сейчас, еще не совсем уверенный в реакции зала, Бэйлун жил и был счастлив. И если это и будет их самый запоминающийся провал, они все равно будут играть, друг с другом, друг для друга.
Закончилась одна песня и тут же полилась другая, кардинально противоположная, не давая опомниться, не давая возможности понять, что происходит и лишь утягивая за собой.
Тем пятерым, кто был сейчас на сцене, было хорошо - а остальное уже не имело никакого значения.
Даже если Мао и не порвет зал, то его песням будут рады те, кто для него играет. Это его жизнь. Его выбор. Их выбор.
О, даааа...

Музыка. Музыка, такая родная и близкая... Музыка и зал - они буквально швыряли Мао в то состояние души и тела, которое так и располагало к кофе в постель, ленивым и сладким потягиваниям и блаженной улыбке на лице. Только вот улыбка на его лице сейчас была не просто блаженная - Мао снова стал почти прежним Широ, сводящим с ума фанаток, да и фанатов тоже, завораживающим голосом, движениями и взглядом. Да, с последним сейчас было определенные сложности, но уж первое-то теперь никто не отнимет. Если подумать и признаться самому себе, то Бэй стал бы петь даже и без операции, если бы ему дали толчок. А толчок был.
Они жили. Музыка Рея и парней оживляла его, а голос китайца оживлял их. Этот замкнутый круг можно было назвать проклятым... А может, он таковым и стал, стоило им только придумать окончательное название для группы. Но что это могло значить сейчас, когда он был настолько живым, что можно было бы спокойно умереть?
Зал как только мог кричал о том, что это был уже точно не провал, пусть такого от них никто никогда бы и не ожидал. Все течет, времена меняются и их горный ручей вдруг, едва ли не пересохнув, превратился в бурную реку, готовую снести на своем пути все. Да, Мао не нужны были стадионы, но в то же время он никогда не отрицал своего тщеславия, не отрицал того, как сильно тешило его самолюбие восхищение толпы. Зачем вообще отрицать очевидное?
Слышать - или все-таки чувствовать? - приближение Рейджи, но не останавливаться, ни в коем случае не останавливаться. Петь и растворяться в песне, музыке, собственном голосе... Безумная улыбка так и не сходила с губ, но этого было мало. Как же мало всего этого было!
Отдышаться, чувствуя немыслимую эйфорию и жгучее нетерпение, подобно гончей собаке, которую остановили в паре метров от жертвы и никак не дают продолжить погоню. Глубоко вдохнуть, улыбаясь залу и прислушиваясь к сцене, втягивая запах табачного дыма, слыша едва различимое ворчание Туснео на эту неистребимую привычку Рея. Хотя, самому Мао он за курение окончательно выел мозги, стоило только китайцу впервые после расставания переступить порог его дома, где они, собственно, и репетировали. Но после всего, что было в их жизни Широ просто не мог отказаться от регулярных доз никотина (и хорошо еще, что ударник их не знал, какими еще наркотиками и в каких дозах в свое время баловался китаец), и это все понимали, даже не зная подробностей... Но в их пятерке поворчать всегда было святым делом, так что оставалось лишь виновато улыбаться и продолжать.
Но мысли эти как-то уж совсем поверхностно коснулись сознания, пока Мао ждал, что музыка снова заиграет. И она начала. Все сильнее и сильнее, заводя и буквально во всех смыслах этого слова возбуждая. Только вот одной музыкой китайцу, судя по всему, было не отделаться.
Ощутимо и заметно вздрогнуть от дыхания и касания губ, чувствуя как голос едва не сорвался, но все-таки он смог себя удержать, только вот...
- Сука... - выдохнуть, тихо и жарко, только для Рея, чуть повернувшись, чтобы забрать сигарету. Тсу точно потом убьет, но Широ в этом просто-напросто нуждался.
Затянуться, вслушиваясь в проигрыш и считая, сколько времени у него есть, а потом... Повернуться снова к гитаристу, разводя руки в приглашающем жесте и позволяя телу практически кричать о том, что оно требует, чтобы один отдельно взятый японец снял с него пиджак. Бэй никогда не отрицал необходимость и азарт фансервиса, так что...
Хотели - так получите, только переварить успейте все, что откусили.

Петь, прикрыв глаза и растворяясь в музыке и моменте. Петь, прислушиваясь к шорохам на сцене и пытаясь хоть как-то приглушить крики зала в ушах. Петь, не желая останавливаться и пока еще мысленно требуя продолжения. Еще и еще. И если это небывало шумное крашенное существо так провоцирует, да еще и любовничка своего к этому подталкивает, то почему бы и нет?
Мао только шире усмехнулся, примерно понимая, что именно устраивает сейчас Рейджи, мысленно делая себе весьма и весьма большую пометку отомстить ему потом за такое, ибо это раньше он мог такое пропустить мимо себя и ничего не сказать, а теперь-то имеет полное право и будет им пользоваться, да еще как.
Но он не отвлекался. Петь, громче и жарче, прекрасно понимая, что сейчас его голос не просто заводит, он откровенно возбуждает всех присутствующих. Но этого было мало, пока еще слишком мало, чтобы заглушить ту жажду, что сейчас мучила китайца. Ему жизненно необходимо было получить больше, все больше и больше...
Прижмурится от касаний, но лишь помочь, чуть поведя плечами, буквально мурлыча песню в эти моменты. Но потом... Потом он запел то, от чего зал взорвался. Да, песня была старая, намного быстрее чем все, что были сегодня, жарче и громче... Да еще и была она до неприличия двусмысленной или, как сказал когда-то Аки, пугающе прямолинейной...
Страсть была в голосе, в музыке, в движениях и... во взглядах Рейджи, которые прожигали Широ насквозь.
Сам нарвался...
Лукаво улыбнувшись залу, позволяя себе отдышаться, но в то же время наслаждаясь достаточно длинным соло и... И грех просто было сейчас не напакостить.
Мужчина неторопливо обошел гитариста, едва ощутимо пробегаясь пальцами по его плечам, чтобы остановиться за его спиной, мучительно близко, но все же не касаясь тела телом, зато... Наклониться, медленно скользя языком вверх по шее Рея, переходя на скулу, но все же останавливаясь у самых губ, только чтобы снова запеть, возвращаясь обратно к краю сцены... К своей публике... К самому себе...

Кажется, именно этого, ну или примерно этого, Мао и добивался. Он тихо, но совсем не скрывая этого, посмеивался в перерывах между строчками, пытаясь не сбиться с ритма, но в то же время просто не в состоянии отказать себе в таком удовольствии. Может, это Аки для кого-то был верхом кавайности, а вот Широ сейчас был готов и сам кричать "каваииии", только не на неугомонного клавишника, а на весьма отчетливо, пусть и мысленно, матерящегося Рейджи. Нет, ну а что? А кто ж виноват, что этот идиот столько лет мучил Бэя? Вот пусть теперь и отдувается.
Ощущать движения Рейджи, слышать, как зал вновь и вновь старается затаить дыхание, слушая его голос, их игру и видя весь тот беспредел, как выразился бы Тсунео, на сцене.
Дразнить улыбкой ни то зал, ни то все того же Акенохару, петь то настолько тихо, что слова можно было различить едва-едва, то снова позволяя голосу взлететь, маня и дурманя.
Он жил этим, дышал и утолял жажду. Жажду этой эйфории, жажду восхищения и почти поклонения. Да, да, тщеставен подлец, да еще как. Так он ж никогда и не отрицал, как раз наоборот, но...
Слишком увлекся. Едва ли не в первый раз с тех пор, как ослеп, он увлекся собственным пением настолько, что в какой-то момент даже не заметил, как Рей оказался на подозрительно близком от него расстоянии.
Целовать. Целовать жарко и жадно, забываясь, но в то же время четко слыша, как зал буквально взорвался, да и Аки, кажется, тоже что-то верещал за спиной. Целовать страстно, но в какой-то степени безумно медленно, обнимая и вплетая пальцы в его волосы. Целовать...
Блядь! Эта сука точно издевается! Как я теперь, по его мнению, петь должен продолжать?!
Заставить себя отстраниться, все же лукаво улыбаясь и медленно облизываясь, переводя дыхание и вдруг понимая, что вокруг была абсолютная тишина, удивленная, давящая и немного нервная.
Кажется, переборщили...

Мао вслушивался в тишину и... Губы растянулись в откровенно безумную, но невообразимо довольную ухмылку, он готов был действительно мурлыкнуть себе под нос, если бы мог. Тихо рассмеявшись в ответ на слова Рея, китаец лишь швырнул жилетом в хихикающего Аки и действительно подобно коту обожравшемуся сметаны облизнулся, медленно и настолько маняще, что даже сам бы, не будем скромничать, кончил бы, если бы увидел себя сейчас.
Но это было совсем другим удовлетворением, но его совсем несложно было бы сравнить, а может и даже назвать, сексуальным, а не только духовным. Петь, пленяя голосом, сводя с ума словами и движениями, будоража чувства старых поклонников и буквально совращая новых. О, даааа... Китаец чувствовал себя сейчас тем парнем из гайдзинской сказки... и да, не комильфо так говорить, но весь зал сейчас был горсткой крыс, готовых идти куда угодно за хи музыкой. Возможно, более поэтично было бы сравнивать себя с сиреной, но Мао скорее застрелится, чем позволит хоть бы и в таком контексте, но все же сравнить себя с женщиной.
Петь, иногда медленнее и чувственнее, чем того требовала песня, еще чуть понижая голос, кружа головы и заводя всех еще сильнее. А что он творил на сцене? Хех, а что хотел, то и творил, пытаясь сдерживать себя лишь для того, чтобы желания не перешли ту грань, где Широ уже будет совсем наплевать на место и время. А вот этого все-таки не очень хотелось бы. То есть, наоборот, хотелось-то очень, но не на публике уж - на бесплатное реалити порно он не подписывался.
Пора с этим завязывать...
И действительно, у Бэйлуна уже почти не осталось сил - уж извините, а с таким перерывом мало кто сможет столько скакать и песенки петь так, чтобы не устать. Да и... хочу блядь...
Последний раз лукаво улыбнуться залу, развернуться и молча уйти со сцены. Со сцены и прямой наводкой в раздевалку, стараясь ни с кем не сталкиваться по пути - надо было остыть. Срочно.

- Ты что творишь, идиот?! - хрипло - голос все-таки не выдерживал еще, а может и совсем, таких нагрузок - вскрикнуть, пытаясь хоть как-то снова коснуться ногами пола, только все это определенно было пустой тратой времени, да и вся решительность бесследно испарилась, стоило только телу китайца коснуться Рейджи. Как подростки, блядь! До чего докатились...
Целовать, обнимая крепче и обхватывая ногами. Целовать, жарко, жадно и совершенно безумно. Целовать, постепенно и даже незаметно для себя запуская пальцы в его волосы, с силой сжимая и лишь притягивая ближе. Целовать...
Не чувствуя времени, не видя необходимости дышать и даже не думая отстраняться. Только чувствовать его жар, плавиться в нем и сходить с ума.
Дрожащими пальцами стягивая с японца рубашку, бродя ладонями по коже, ощущая ее прикосновения  к своей. Сцена подстегивала еще больше. Именно поэтому раньше Широ каждый раз минимум на час закрывался ото всех после концерта. Ото всех, а главное - от Рея. Только в такие минуты Мао действительно мог сорваться и сделать то, чего так боялся в то время. Только в одиночестве он мог успокоиться и снова стать тем, кого привык видеть рядом с собой Акенохару. Но сейчас...
Целовать еще глубже, еще жарче, поддаваясь желанию и отдаваясь ему. Но не до конца. При всем безумном жаре и такой манящей близости было что-то, что все же сдерживало. Но если не остановиться и эту прегражу скоро снесет волной эмоций и ощущений.
- Дома, - с трудом выдохнуть, только для того, чтобы уже в следующее мгновений снова поймать его губы в поцелуй, заставляя себя сделать его не таким жадным, чтобы они оба могли хоть как-то успокоиться. Да, дома. Не хочу здесь...
Эта близость была тем, о чем Мао так долго мечтал, от чего страдал и ради чего готов был несколько раз умереть. И он не собирался делиться ей с кем-то посторонним. Дома.
В их доме...

Сложно все же было сдерживаться, хотелось получить как можно больше и в минимально короткие строки, просто потому что китаец, вопреки собственным словам и мыслям хотел быть ближе, намного ближе к Рею не дома, не потом, а именно здесь и сейчас. Так что слишком сложно было сдерживать все это безумие, едва ли не разрывающее душу, тело и сердце на части, взрывающиеся мириадами совершенно непонятных огоньков разнообразных цветов и вкусов где-то в сознании, тем, где жил тот мечтательный мальчик Бэйлун, который все терпел, сдерживал себя сколько мог, резал вены и снова терпел, только лишь бы быть рядом, а теперь... теперь он был непередаваемо и даже невообразимо счастлив, вот и устроил полнейший разгром внутри того Мао, что сейчас целовал единственную любовь всей своей ни то проклятой, ни то все-таки благословленной жизни, совершенно забыв обо всем и буквально вылетевшем из реальности.
Его буквально передернуло от осознания того, что в комнате был кто-то еще. Не заметил. Первый раз не заметил... Но сейчас было явно не до размышлений о то, как же это он так мог не услышать как кто-то вошел, да еще и открыв запертую дверь собственным ключом. Тем более, что, как выяснилось, это был далеко не просто "кто-то". Блядь, а я-то в каком восторге от встречи с тобой. И как это я мог тебя, суку, не заменить - до сих пор воняешь отвратительными духами на всю округу. К тому же звенящие ключи заставляли только еще больше любить эту шлюху недотраханную, так что Мао открыто морщился, нервно сжимая пальцы на плече Акенохару.
- Он и при тебе по парням ходил, дорогая, да еще как ходил, - да, снаружи он злобно и ехидно улыбался, отвратительно мило, даже не думая отпускать от себя японца. Но это исключительно на поверхности. А вот внутри Широ действительно передернуло. Передернуло настолько, что он снова начал сомневаться в себе, в реальности происходящего и в том, насколько правильно Рейджи понимал самого себя. Но ведь они уже полтора года вместе, не может же он до сих пор ошибаться? Не может, конечно. Или может? Блядь!
Нет, ну в самом деле. Вот такие бабы и провоцируют импотенцию. Надо было переставать думать. Тем более, что судя по всему Рей явно относится к ней сейчас не намного лучше, чем сам Мао, а это уже просто не могло не радовать, так ведь?
Только вот это не мешало тому, что пока японец пытался выпроводить свою бывшую за дверь, китаец на удивление быстро нашарил сигареты и даже зажигалку, нервно затягиваясь и пытаясь отмахнуться от собственных мыслей, цепляясь за любую другую тему. Точно. В комнате же точно был кто-то еще. Уверенности не было, но все же...
- Маюки-чан, заглядывай в гости как-нибудь вместе с нашими, - улыбнуться чуть и все-таки убедиться в правильности догадки, судя по шипению той стервы, которой не дали.
Но так или иначе, а все это никак не отменяло того, что на Бэйлуна снова навалились все мысли о том, что Рей действительно всегда больше интересовался женщинами, Мао воспринимал, как неотъемлемую часть жизни, но не как любовника, да и... Зачем ему инвалид с изуродованным телом? Что-то подсказывало, что вид у китайца был далеко не самый соблазнительный, к тому же... Это тело будет только постоянно напоминать Рейджи о той ночи, когда он потерял все, чем жил...
И хуже всего было то, что все это отражалось на лице слишком уж жадно курящего китайца, который, кажется, переставал уже владеть собой.
Резко притянуть Рея к себе, стоило двери снова захлопнуться, а японцу оказаться в зоне досягаемости. Притянуть и впиться в губы, плохо осознавая, что же он на самом деле творит.
Обнимать крепче и целовать жарче, не дыша и стараясь не думать. Ему нужна была любая надежда на подтверждение того, что все эти сомнения бред и все действительно так, как хочется и верится. Как говорит Рей.

Чувствовать, что в поцелуях хоть и не уменьшилось жара (да и судя по реакции японца скорее даже наоборот, раза в два-три), но все же... они стали мягче и нежнее, спокойнее. Ну, как говориться, спалился так спалился.
В голове сейчас вертелись мысли о том, что Рейджи все-таки пугающе хорошо его знает, чтобы читать как заученный в детстве стих, даже без необходимости заглядывать в глаза. Оставалось лишь удивляться тому, как же раньше Мао столько лет удавалось скрывать свои чувства именно от него, когда со временем вся группа уже отчетливо все видела. Тут еще и старый, почти забытый разговор с Тсунео на залитой кровью вспомнился настолько отчетливо, что захотелось затрясти головой, чтобы от него избавиться, только приходилось сдерживаться. Сдерживаться, чтобы растворяться в поцелуях, зажмуриваясь в попытке избавиться от головокружения.
Как подростки, в самом деле... А может, именно в этом и была вся проблема? После того как Рей вынудил его на признание, да еще и каким-то чудом принял, Широ перестал контролировать себя, прекратил одергивать себя каждый раз, вот и расслабился настолько, что теперь не мог уже ничего скрывать от этого японца? Но как бы там ни было, сейчас все же все эти рассуждения были далеко не на первом месте в этой отдельно взятой китайской голове.
- Я передумал, - хрипло выдохнуть в губы, обнимая крепче, насколько это было возможно, не слишком-то задумываясь о том, что такими темпами к утру оба они будут с головы до ног не в засосах, чего требовали бы все законы манги, а в синяках. Какое значение могут иметь подобные мелочи здесь и сейчас?
Бэйлуну жизненно необходимо было сейчас убедиться в том, что все это реальность, и что она не настолько жестока, как ее описывают. Как можно о чем-то говорить, когда можно целовать? Можно и нужно. Просто необходимо.
Китаец совсем уже почти не владел собой, плохо осознавая, с какой скоростью и целенаправленностью он стаскивал остатки одежды с Рейджи, не отпуская губ, кусая и прижимаясь все ближе и ближе. Тело к телу. Кожа к коже. Одно дыхание на двоих. Одно оглушающее сердцебиение, чтобы убедиться в реальности безумной мечты.
- Она просто... напомнила о том, что... как ты и говорил когда-то... из нас двоих... по мальчикам всегда был я... - шептать какими-то обрывками фраз, тяжело дыша и снова и снова ловя губы, целуя все глубже, пытаясь почувствовать еще больше. Больше, чем можно было... - К тому же... - нет, все-таки он не мог заставить высказать вслух все сомнения относительно того, что из всех возможных однополых вариантов сам Мао был далеко не самым привлекательным выбором. Ками-сама, когда ж я в бабу-то окончательно успел превратиться? Так недолго и до уровня Аки дойти... Но если и так, то остановиться было уже абсолютно невозможно. Он падал в пропасть и даже не пытался за что-то зацепиться.
- Ну же...

Нет, ну а что он мог ожидать? В последнее года полтора Рейджи перестал быть тем идиотом, который нихрена не мог понять из того, что чувствовал, думал и ощущал Мао рядом с ним. И китаец еще не был уверен, что он не предпочитает старый вариант Акенохару. Хорошо-хорошо, понимающий и осознающий японец был лучше, проблема была в том, что Бэй никак не мог к этому радикальному изменению привыкнуть. Так что...
От удивления он все-таки даже не смог никак среагировать, а когда опомнился времени и возможностей хватило лишь на то, чтобы упереться в столешницу, замирая и невольно зажмуриваясь. Именно, что зажмуриваясь. Слепота еще не была признаком полного отсутствия фантазии. Скорее даже наоборот - Мао слишком ярко все помнил, а что не помнил, то мозг сам услужливо дорисовывал. А это значит что?
Правильно. Успев за время репетиций отлично запомнить планировку не только сцены и всех ее окрестностей, но и вот этой вот гримерки, китайцу сейчас большого труда не составило мгновенно понять один простой, но даже его вгоняющий в краску (пусть пока еще не дословно) факт - Мао сейчас был совершенно обнажен и буквально зажат между Рейджи и зеркалом. Блядь, отомщу же, сука японская!
Но он все же не мог пошевелиться. По телу пробежала волна крупной дрожи, а воздух как-то уж слишком шумно ворвался в легкие, только сейчас напоминая Бэйлуну, что дышать иногда тоже полезно. А разве он мог думать сейчас о дыхании?
То, что слепой слышал сейчас заставляло невольно, не слишком заметно, но все же краснеть, чувствуя как тело покрывается мурашками, зная, что дыхание за считанные минуты уже окончательно сбилось... Оставалось лишь из последних сил сдерживать стоны, все сильнее и сильнее сжимая столешницу...
Сердце действительно совершенно безумно билось где-то в горле и висках, жар, не смотря на все смущение, заставлял плавиться и поддаваться на уговоры всего, что китаец сейчас слышал... Голова была как в тумане, а дышать он так и забывал...
- Ты же... прекрасно раньше обходился... без этого... - простонать, уже почти не в силах думать и сопротивляться, роняя голову... Только чтобы в следующее мгновение дернуться, с не слишком-то тихим стоном запрокидывая ее назад и едва ли не ломая несчастный стол в своих пальцах.
Все-таки такое было определенно слишком. Слишком ощутимым и слишком чувственным. Слишком ярким и жарким. Безумным и желанным.
Отказаться невозможно.
Сдаюсь...
- Kimi wa... boku no... sora...* - И не заставляй меня это еще хоть раз повторять, - простонать, поворачивая голову, едва дыша, но находя его губы и жадно целуя. Нет, он все-таки не ошибся, что так давно и сильно полюбил, что отдал все и столько ждал. Все это не могло быть ошибкой.

*ты мое небо

Глупо это было, да и не в том возрасте уже Мао, чтобы вот так вот запросто смущаться от каких-то там слов. И не такое слышали, тем более, что еще и не такое сам кому и когда только не говорил. Не все это казалось таким далеким и словно происходившим не с ним, что Широ буквально превратился в какого-то слишком уж правильно воспитанного подростка, смущающегося даже называть все своими словами.
Он мог лишь слушать, чувствуя как краснеет от услышанного, все сильнее сжимая пальцы и едва ли в силах сдерживать хриплые стоны. И без того потрепанные жизнью и выступлением связки отказывались выдавать какие бы то ни было четкие звуки, а сам Мао задыхался не в силах противостоять противостоящему. Да и зачем? Он всегда мечтал об этом жаре, о тепле, которое мог дать только один единственный человек...
- Запретный? - с трудом, но все-таки выдохнуть, не сразу осознавая, что эта мысль оказалась слишком громкой для того, чтобы Рейджи не услышал, да и удивление и непонимание все-таки оставили свой отпечаток на лице китайца, пусть думалось с каждой проходящей секундой все хуже.
Но целовать, жарче и жарче, ненасытно, так и не вспоминая о дыхании едва ли не до тех пор, пока от нехватки кислорода не начало уплывать сознание. Это ведь такая мелочь, такая мелочь, когда Рей так близко...
Вскрикнул бы, да не мог. Лишь сдавленный стон в губы и новая волна крупной дрожи по телу. Да, все же Широ перестал сдерживать собственный голос, привык к тому, что Рей все время говорил, что вся эта грубая хрипота его не остановит и не оттолкнет. Зачем тогда сдерживать себя? Хотелось лишь быть еще ближе, снова задыхаясь и не в силах чувствовать хоть что-то вокруг, кроме Него...
Слушать и разрываться между счастьем и смущением, слыша лишь стук чьего-то сердца и собственные отчего-то приглушенные стоны. Он ничего не замечал вокруг, кроме... Кроме жара его тела, тепла его рук и... пристального, прожигающего насквозь взгляда, взгляда, который видел сейчас всего Бэйлуна и видел его таким и принимал... Даже больше, чем принимал.
Я схожу с ума...

Он слышал, слушал и никак не мог поверить в то, что слышит. Мда... какой же ты идиот, Рей... какой идиот... Они слишком многое потеряли, слишком много не дали друг другу, слишком... Слишком далеко были друг от друга не смотря на то, что всегда были неотъемлемой частью друг друга. Но это было раньше. Теперь все изменилось. Изменилось настолько, что все словно и не менялось. Но все же было теплое и яркое ощущение, что они слились воедино и теперь никогда уже не будет той стеклянной преграды. А если и будет... теперь ее гораздо проще будет сломать.
Со стоном вцепиться в плечи, на какое-то мгновение совершенно теряя равновесие и даже позволяя легкому страху проскользнуть тенью по лицу, но все же уже в следующую секунду понимая, что именно этот мужчина никогда не позволит ему упасть. Теперь уже точно никогда, только не он.
Смущение появилось снова и это уже было просто неестественно. Но что он мог с собой поделать? Стоны становились только громче, голова отчего-то кружилась и Мао с удивлением вдруг осознал, что голос временами срывается на короткие и, если можно так выразиться, тихие вскрики. Хотелось большего, ближе и жарче. И только один мужчина мог вызвать такие острые и яркие желания. Только он мог утолить эту безумную жажду. Только Рей...
Сколько времени прошло? Сколько...? Широ уже вообще ничего не осознавал, только отдаваясь бешеному ритму, проваливаясь в стук сердца в ушах. Ловя губы, целуя глубже, жарче... кусать губы, останавливаясь лишь чтобы выхватить судорожный глоток воздуха, кусая шею и снова ловя губы. Он утопал во всем и не собирался выплывать на поверхность.
Теперь никто уже не помешает ему быть максимально близко к нему.
Никто.