Он не думал, что снова до этого дойдет, надеялся, что все забудется, уляжется и пройдет, что он снова начнет видеть в Рейджи исключительно лучшего друга и брата, делал все, что только мог, лишь бы именно так и было, но все полетело к чертям! Бейлун ведь уже и сам зарекался, и клятвенно обещал Тсунео, что больше никогда не придется его с того света вытаскивать (да и сам он не хотел выслушивать нотации барабанщика), а чем все закончилось? Правильно, на этот раз Мао просто выбрал более действенный метод. Но он просто не мог уже иначе.
И все ведь нормально было, он уже полгода мог улыбаться, смеяться, обниматься и даже радовать поклонников фансервисом, почти не задумываясь о том, что все это Рей и как сильно он этого придурка любит. Он мог прятать чувства даже лучше, чем раньше, постепенно отходил от последнего своего "приключения" и жизнь, в общем-то, налаживалась... Так нет же. Китаец совсем не помнил, как оказался тогда в постели с Акенохару, но так и не смог забыть эту ночь. Слишком больно. Невыносимо больно.
То, что творилось в душе не шло ни в какое сравнение с той физической болью, что пронзала руки, пока певец нещадно и с каким-то мазохистским удовлетворением вырезал лезвием его имя на своих запястьях. Вот вам и клуб каллиграфии в школе. Было бы смешно, если бы не было так грустно.
Но почему ему казалось, что Рей все еще рядом? Эта сука японская не могла посметь умереть вместе с ним! Хотя... как-то слишком светло на том свете оказалось и отчего-то совсем неудобно лежать. Мао ведь отчетливо видел и помнил (прежде чем сознание потерять), что потерял достаточно крови, чтобы через пять минут его уже однозначно спасти не смогли. Тогда получается, что он все-таки умер, а все рассказы о загробной жизни чуть собачья.
- Как же холодно... - он и не понимал совсем, что мало того, что в сознание пришел, так еще и мысли сразу озвучивать начал. Да и какая теперь разница? Все ведь было по пьяни и для Рейджи он навсегда останется только лучшим другом. Суки! Почему после смерти все еще так больно?!

Ну вот ж блядь! А еще кто-то ему говорил что-то там про троицу. Или что теперь, четверного раза ждать и тогда уж точно сдохнуть от одной только неудачности числа? Вот какая сука его опять откачала?! Сколько он еще должен мучиться?! Что такого он успел сделать за первые пятнадцать лет своей жизни, что теперь так расплачиваться приходиться?!
Только вот пока все эти мысли метались в голове, к которой еще не до конца вернулось сознание, Рей уже как-то оказался сверху, да еще и душить начал. А что, в этом даже был какой-то страшный смысл и определенный шарм. Так что Мао и не думал сопротивляться, только спокойно глядя в глаза альфа и почти улыбаясь. Что не так? Что не так?! Да все не так, мать твою!
- Ты мне в жизни не так, Рейджи. Устал я и не могу больше терпеть. Не могу смотреть, как ты спишь со всем, что только можно трахнуть, не могу искренне улыбаться... Десять лет, Рей! Десять! - он не совсем понимал, что несет, совсем не знал, что говорил все это вслух, да и хорошо, потому что в противном случае китаец бы давно уже не на гитариста пытался хрипло кричать, а проклинал бы самого себя за слабость и за то, что все это выплеснулось наружу. - Сожми чуть сильнее пальцы, волчик... Не мучай больше меня...
В глазах было все: боль, тоска, безысходность и та безудержная нежность, которая всегда скрывалась глубоко внутри и хранилась только для одного. Для того, от которого Бэй тщательнее всех и прятал свои чувства. Но он уже не мог ничего с собой поделать. Сил сопротивляться себе и обстоятельствам совсем не оставалось.
- Все у тебя будет хорошо, так что еще  чуть-чуть... Только лучше просто отключи капельницу, чтобы от ментов потом прятаться не надо было.

Как? Как он умел так делать? Почему за столько лет они так и не научились друг друга понимать? А если научились, то почему Рей всегда все понимал кардинально противоположно реальности и тому, что китаец пытался до него донести? Почему и сейчас он решил, что ставить нужно не плюс, а минус?
Возможно, оно и было бы к лучшему, если бы не тот простой факт, что Мао мог еще хоть как-то переносить собственную боль, но никак не мог позволить страдать этому идиоту. Но что он мог сделать? Что еще он мог сказать, чтобы теперь все исправить? Как вообще можно было хоть что-то исправить в такой ситуации? Как же было больно...
Чем больше Широ слушал, чем дольше смотрел в глаза друга, тем хуже ему становилось. Возвращалось желание покончить с собственной жизнью, но на этот раз оно омрачалось осознанием, что лучше всего Акенохару жилось бы, если бы китаец вообще никогда не появлялся в его жизни, если бы его жизнь оборвалась еще до того, как он оказался в приюте, если бы японец не решился вступиться за него, если бы... Все эти если заставляли задыхаться, но что уже можно было сделать? Что можно было сказать, чтобы его поняли правильно? Что надо было сделать, чтобы все наконец-то закончилось?
- Да потому что я люблю тебя, идиот! - вырвалось.  Все-таки вырвалось. Проблема была лишь в том, что Мао совершенно не был уверен в том, что друг поймет его правильно. Японец ведь совершенно логично воспримет это заявление как дружескую любовь, не поверит, потому что посчитает, что Бэй им пренебрегал и все-таки уйдет. Он уйдет... Но уйти из жизни самому - это одно, а смотреть вслед тому, кого ты любил столько лет, о ком мечтал, кому никак не мог признаться... и знать, что этот кто-то не поймет и не оценит - совсем другое.
- Вот поэтому и молчал. Всегда знал, что ты уйдешь, как только узнаешь... В одном ты не прав - теперь окончательно исчезла последняя причина жить.